Память – это ты

– Спасибо, но шеф с этим “мерседесом” держит меня за яйца. – И я не врал.

Шефу совершенно не понравилось, что я заявился побитый, похмельный и с вывихом. Даже холодный душ и горячий кофе не могли скрыть мой неважнецкий вид. Он отправил меня прямиком в медпункт, чтобы меня привели в мало-мальски нормальный вид, а потом велел вернуться и еще раз все проверить. Мне повезло, что дочка каудильо еще не объявлялась. Как говаривала мама, великие дела не делаются сразу.

Перес с порога оглядел машину с гордостью и легкой тоской:

– Отлично мы поработали над этой красоткой, правда? Ты заходи потом, а? Мы с ребятами по такому случаю идем играть в бильярд.

– Конечно. Постараюсь.

Разумеется, я не собирался никуда идти. В моем списке приоритетов бильярд с товарищами по мастерской был далеко не на первом месте. Для начала мне нужно было поговорить с Полито. Мне звонил взволнованный Хуанчо, потому что Полито завалился к нему в таверну явно на всю ночь и опустошал запасы спиртного. Судя по всему, у них с Лолин вышла эпическая ссора, от которой содрогнулся сам фундамент их брака. И Лолин выставила его из дома за то, что он нарушил единственное обещание, которое она с него взяла, выходя замуж. От любого другого она потребовала бы клятвы в верности, но от Полито – покончить со старыми делишками. А что этот идиот сделал в “Мельнице”? Передал красным партию лекарств. Такое в глазах государства равнялось измене и каралось тюрьмой, а то и смертью. Годы шли, но Полито по-прежнему умудрялся всегда выбирать худший вариант.

– Можешь выключить свет, как выйдешь? – попросил я Переса.

– Конечно.

Перес опустил рубильник и ушел, мастерская погрузилась во мрак, я остался лишь с маленькой лампой на верстаке.

Я наслаждался мгновениями покоя. Как будто ненадолго отвлекся от мира, чтобы заново на него настроиться. Я пару раз обошел вокруг “мерседеса”, потом открыл дверцу и сел на водительское место. Коснулся обтянутого кожей щитка и взялся за руль. Ключ торчал в зажигании. Как легко было завести мотор, уехать далеко-далеко и никогда больше не возвращаться. Но я включил радио. Для этого тоже требовалась храбрость.

“А теперь вашему вниманию предлагается песня Bésame mucho[44] в исполнении Джимми Дорси”.

Я откинулся на сиденье, положил босые ноги на приборную панель и погрузился в песню, которая в последнее время звучала повсюду. Но вскоре вздрогнул, увидев на пороге мастерской силуэт. Если это шеф, он сначала убьет меня, а потом уволит. Именно в этом порядке.

Опустив ноги, я наблюдал за приближающейся к автомобилю тенью. В полумраке я не мог ничего толком разглядеть, так что включил фары ближнего света, и фигура застыла на месте. Фары осветили Хлою, как на сцене. Должно быть, ей пришла в голову та же мысль, потому что она поклонилась, словно дива перед поклонниками после гениального выступления. У меня на губах сама собой появилась улыбка, но я поторопился стереть ее, пока Хлоя не увидела. Хлоя подошла к пассажирской двери и села в машину. Мы молча посмотрели друг на друга, песня продолжала звучать. Рядом с Хлоей я всегда немел. Она была красива как никогда, и я отчаянно пытался сохранить самообладание.

– Привет… – сказала она с притворной робостью.

– Привет, – сухо ответил я.

– Красивая машина. – Она провела рукой по приборной панели.

– Как ты меня нашла?

– Я великая шпионка.

– Не смешно.

– Еще как смешно. У тебя же сегодня последний день? Я встретила по пути очкарика, который вспотел, едва меня завидел.

– Это Перес. Странно, что у него кровь носом не пошла… Сюда нельзя посторонним. Особенно женщинам.

– Он мне то же самое сказал. Но ты пока не вспотел. Может, мое присутствие не кажется тебе таким уж неуместным…

– Зато меня беспокоит кое-что другое.

– Я знаю. Потому и пришла… Сильно болит? – Хлоя хотела нежно коснуться моей забинтованной руки, но я отдернул ее.

– Не надо было приходить. Ты сейчас очень рискуешь.

– А, так ты за меня беспокоишься…

– Я не шучу, Хлоя.

– Мне не понравилось, как мы расстались в последний раз.

– С каких это пор ты обращаешь внимание на такие мелочи? (Джимми Дорси все настаивал на том, чтобы “целоваться крепче”.) И послушай, ты не обязана ничего объяснять. Понятно, что ты жила своей жизнью, а я своей.

– А что мне было, по-твоему, делать?

– Ничего…

– А ты как распорядился своей жизнью, если можно спросить?

– Для начала, я не женился на… на… ни на ком! Какого черта ты вышла замуж?

– Так было надо.

– Дерьмовый ответ! Ты его любишь?

– Знаешь, что самое интересное? Он то же самое спрашивает про тебя.

– Потому что это хороший вопрос.

– Проблема не в вопросе.

– Ответ всегда прост, если ты его знаешь.

– Ах, ну конечно. Я и забыла, что передо мной величайший интеллектуал. А ты, о мудрейший, ты меня лю…

– С той первой ложки бульона. – Я не дал ей докончить.

– Я думала, ты ненавидишь мой куриный бульон.

– Я ненавижу твой куриный бульон так же сильно, как люблю твои зеленые глаза.

– Раньше ты не был таким речистым…

– А ты не была такой трусихой. Зачем ты вышла замуж?

– А почему, ты думаешь, я пришла?

– Кто тебя знает… Понятия не имею. Так зачем?