Мамаши оторвали глаза от журналов и дружно уставились на меня.
– Простите… Я не хотел…
И будто только этого мне не хватало, мальчик разрыдался.
– Мой мячик! – завыл он.
Через несколько секунд плач, как вирус, перекинулся на другого малыша и дальше. Вскоре все дети в холле безутешно рыдали, а их матери смотрели на меня с неподдельной ненавистью. Мне оставалось одно – взять гитару. Я вспомнил дурацкую песенку, которую когда-то пел в грузовике сиротам, и прибег к ней снова. Она отлично сработала, слезы сменились смехом. Конечно, я зарекался играть на гитаре, но одно дело – вернуться к своим песням, и совсем другое – паясничать. Я был готов на все, лишь бы маленькие паразиты умолкли.
Старая подруга в последний раз выручила меня. Лишь один мальчик никак не мог успокоиться. Он притих, но лицо его выражало глубокую печаль. Можно понять: это его мячик улетел в окно.
– Хочешь, скажу секрет? (Хуанито утер слезы и осторожно подошел, молодец.) Это волшебная гитара, – шепнул я.
– Волшебная? – удивился малыш, сразу забыв про мяч.
– Да. Она говорящая.
– Честно? – Хуанито открыл рот.
– Честно-пречестно.
Мальчик приложил ухо к деревянному корпусу.
– Я ничего не слышу, – разочарованно сказал он.
– Еще бы! Чтобы гитара заговорила, нужно сначала научиться на ней играть. Тогда она заговорит и даже запоет и засмеется.
– А плакать она умеет?
– Да. Но только когда тебе самому грустно. – Я с горечью взглянул на гитару, но тут же встряхнулся. – Ты все равно играй, даже если очень грустно. Это лучшее лекарство.
Хуанито широко раскрыл глаза и повернулся к матери:
– Мама, мама! У меня волшебная гитара!
– Вы нам ничего не должны. Подумаешь, мячик. Он случайно улетел, а Хуанито вел себя…
– Ну что вы, я просто хочу сделать подарок… правда.
Мать Хуанито стала спорить, говоря, что это уж слишком, но я ее переспорил. Скрепя сердце я протянул ей гитару и подытожил слегка дрогнувшим голосом:
– Там, куда я отправляюсь, гитара мне не понадобится.
– Хорошо, – женщина улыбнулась, – спасибо. Может, Хуанито наконец перестанет надоедать всем своим мячиком.
Остальные мамаши рассмеялись. Когда я попрощался, они проводили меня жалостливыми взглядами. Думаю, ни от кого не укрылось, с какой болью я расставался со старой подругой. На душе было тяжко, я молился, чтобы мелкий хулиган не разломал гитару в щепы.
Уж если я хотел порвать с прошлым, начинать следовало с гитары и всего, что она для меня значила. По правде говоря, я дарил ей новое будущее и спасал от пыли, которой она покрылась бы, оставшись у меня. Теперь она принадлежала трехлетнему малышу Хуанито Серрату. Возможно, со временем он научится ее ценить. Я решил надеяться на это, глубоко вздохнул и окончательно подавил в себе желание вернуться и вырвать гитару из детских ручонок. Что сделано, то сделано. Хуже было осознавать, что если прощание с гитарой разбило мне сердце… то что будет дальше? Как выдержать то, что меня ждет?
В таких раздумьях я направился к палате Лолин. Пора. Другого случая не будет. Нужно просто войти, сказать “привет”, а дальше все само покатится. На полу возле двери стояли два букета. Я заглянул в узкое окошко и увидел Лолин. Она разговаривала с медсестрой, которой наверняка не раз устраивала выговор, когда сама работала. На диване сидели Хуанчо и еще пара знакомых. Нет, я не мог зайти, пока все они там. Наедине-то непросто, а уж при всех… Лучше уйти. Что я там забыл? Дурак…
– Простите, вы позволите? – Медсестра подкатила к двери колыбельку, в которой спал крохотный розовый младенец.
Повернувшись, я увидел, что это не просто медсестра.
– Ох! – только и вымолвил я, застыв с глупым видом. Хотя, уж если на то пошло, она выглядела еще глупее.
– Гомер? – Лицо Алисии выражало полнейшее недоумение. Я был уверен, что за этим последует пощечина, более чем заслуженное оскорбление или что-нибудь наподобие. Но нет, совсем наоборот. Алисия оставила колыбельку и обхватила меня за плечи: – Гомер! Боже мой!
– Привет, Алисия…
– Ты жив! – воскликнула она, не отпуская меня. – Мы думали… Она знает? – Алисия кивнула на дверь палаты.
– Я… Э-э-э… Нет…
– А Полито?
Вместо ответа я застонал.
– Гомер. – В голосе Алисии прозвучали грусть и разочарование. Боль. И нежность. Сочувствие.
– Увы… Не надо было мне приходить.
– Тебе надо поговорить с ней. Ты должен сказать.
– Знаю, – ответил я скованно. Я понимал, что в глазах Алисии, да и любого прежнего знакомого я был не тем, кого они помнили. Я постарел. Выглядел неряшливо. Было время, когда я хотел умереть, и пусть оно прошло, я не был уверен, что хочу жить. Я уставился было в пол, чтобы не встречаться взглядом с Алисией, но увидел другие глаза. Темные, принадлежащие розово-сиреневому существу, выглядывающему из своих пеленок.
– Это…
– Мальчик, – с гордостью отозвалась Алисия.
– Вылитый… – Сердце сжалось, я не смог договорить.
– Копия отца, – помогла Алисия.
Она была права. Передо мной лежал мини-Полито. Глаза заволокло слезами, я ничего не мог с собой поделать.
– Ну же… Пойдем внутрь. Все здесь. – Алисия смотрела на меня с нежностью.