Память – это ты

– Потому что я сам себе это обещал в тот день, когда ты нас освободил. Послушай, Гомер, я не такой человек, что… У меня никогда не было семьи, и я не знаю, как… Видишь ли, единственное, что я знаю… Черт. – Он замолчал, собираясь с мыслями, а я обрадовался, что и он в чем-то несовершенен. – Смотри, мы с тобой оказались на одном перепутье. Я знаю, непросто было выжить в этом аду, и даже не представляю себе, что ты вынес, но теперь у тебя есть шанс все изменить.

– Но вы знаете, что я не из ваших.

– Гомер, а кто такие, по-твоему, франкисты?

– Те, которые убивают республиканцев.

– Ладно, я сам напросился. Не поверишь, но я тебя понимаю. Я не прошу тебя стать франкистом. Я прошу тебя быть разумным. Совсем недавно я сам был в отчаянной ситуации. Я только хочу сказать, что такой парень, как ты, сможет найти дорогу обратно, поверь.

– Пока ваши слова приносили мне только страдания.

– Знаю. И мне жаль, что так вышло.

– А если я не захочу жить у вас?

– Ну, тогда у тебя остается только два варианта. Отправиться в приют или сбежать. Что-то мне подсказывает, что второй кажется тебе предпочтительнее. Но позволь сказать еще кое-что. Ты давно уже выживаешь, как можешь. Не пора ли пожить, как хочешь? – Амат встал, слегка крякнув, словно беспокоили старые раны. Росту в нем было, наверное, метр восемьдесят. – Решай сам, парень, – заключил он вместо прощания, надевая фуражку. И зашагал прочь, слегка прихрамывая.

– А скажите, – крикнул я вслед, – сейчас, когда Барселона пала, мы наконец перестанем убивать друг друга, как думаете?

– Один знакомый сказал мне однажды: “Нужны новые люди, а не новые континенты”. – Амат отдал мне честь по-военному и развернулся.

Я смотрел, как он удаляется, и боролся с гордостью. Я прекрасно знал эту фразу. И не сомневался, что он знает, что я знаю. В это самое мгновение я понял, что буду жить у него. Потому что мне это нужно. Потому что действительно это было самое разумное. Потому что судьба свела нас. Потому что, вероятно, он мог привести меня к Матиасу. Потому что он был последним, кто видел отца в живых. Но прежде всего из-за фразы “Нужны новые люди, а не новые континенты”. Неопровержимое доказательство того, что отец говорил с ним. Это слова капитана Немо из “Двадцати тысяч лье под водой”. И капитан Амат знал, что этого более чем достаточно, чтобы покорить меня.

14. Невидимки

По лесу, окутанному ночной мглой, женщина с зелеными глазами и роскошными светлыми волосами вела отряд из трех едва волочащих ноги человек. Они несли пару недавно подстреленных птиц и трех кроликов. Пробирались почти вслепую, спотыкаясь о камни и корни деревьев. Все, кроме нее, – она двигалась легко, полагаясь больше на инстинкт, чем на глаза.

– Беляночка, ты уверена, что это здесь?

– Полностью.

– Да она просто летучая мышь.

– Здесь невозможно сориентироваться, – возразил самый молодой.

– Поэтому впереди я, а не ты.

– Думаешь, далеко еще? – спросил первый и тут же поскользнулся на камне. – Черт!

– Тсс! – шикнула она, резко останавливаясь. Затем обернулась к товарищам и указала на слабый свет, еле заметный сквозь плотную листву.

– Это они? – Второй прицелился.

– Если да, то недалеко ушли.

– А если не они? – испуганно спросил тот.

Никто не ответил. Вместо этого руки потянулись к оружию, все стали двигаться осторожнее.

Пять человек тесно сидели вокруг костра. Париж – француз, заплутавший на дорогах чужой войны, – услышал, как за спиной хрустнула ветка.

– Тихо, – шепнул он.

По команде Реда все заняли позиции для атаки, не сводя глаз с темных кустов. Из которых вскоре вышел Паскуаль.

– Черт! – выдохнул Ред, утирая холодный пот со лба.

За Паскуалем, неуклюже раздвигая кусты, показался Зануда, а затем Мустафа, которого все звали Мус.

– Струсили? – усмехнулся Паскуаль, видя, что товарищи по-прежнему напряженно целятся.

– Нечего скалиться. Если бы вместо нас здесь сидел передовой отряд солдат, вас бы уже в живых не было, – проворчал Мус, натачивая свое мачете. – Вас за сто километров слышно, черт подери.

– Да ну? – раздался у него за спиной женский голос.

Когда Ред и другие обернулись, они увидели, что Беляночка держит их на прицеле своей винтовки. Она всех застала врасплох.

– Неплохо, – сказал Ред, всаживая топор в поваленное дерево, на котором сидел.

– Мус, мы думали, ты профессионал, – рассмеялся Париж.

– Закрой рот, лягушатник, – обиженно отозвался тот.

Все, кроме Муса, который всегда ходил с каменным лицом, перешучиваясь, подошли к огню. Паскуаль и Зануда бросили добычу на землю.

– Две перепелки и три кролика. Неплохо, ребята.

– Скажи спасибо Беляночке.

– Никогда не видел, чтобы так стреляли. – Зануда не скрывал своей платонической влюбленности.

– Говорите что хотите, но еще месяц назад нам понадобилось бы вдвое больше.

– Это война, Мус. Увы, мы всегда теряем товарищей… и друзей.

Члены отряда склонили головы, чтобы почтить павших несколькими секундами молчания, нарушаемого лишь свистом, с которым Мус точил мачете.