– Они сейчас изо всех сил заметают следы произошедшего во Вьелье, понимаешь? Не хотят, чтобы люди узнали. Мне стоит огромного труда добыть хоть какие-то сведения.
– То есть сведения все же есть…
– Чертенок… Видишь, до чего ты меня довел? Из-за тебя я пью с утра. Послушай. То, что я скажу, тебя не обрадует, но не забывай, что это все не точно. Сам знаешь, как бывает. Здесь птичка напела, там, говорят одно, потом…
– Сеньор Монтойя, ради бога…
– Я только знаю, что партизаны-маки вошли со стороны Аранской долины с намерением завоевать Испанию. Несчастные глупцы… Люди сейчас живут трудно, и они думали, что по этой причине народ их поддержит. Это была чудовищная ошибка человека, который не понимает, что происходит в стране. Точнее, в том, что от нее осталось после трех лет войны и голода. Партизаны встретили изможденных и обнищавших людей, которые меньше всего на свете хотели снова браться за оружие.
– Поэтому они снова отступили в горы, так? – спросил я с надеждой.
– Большинство отступили, да. Но некоторые решили в лоб атаковать целую армию, поджидавшую их с другой стороны Вьельского туннеля.
Это сообщение меня сразило, поскольку я хорошо знал, что Хлоя не из тех, кто отступает.
– И… что с ними произошло? – Я сглотнул.
– Их уничтожили, Гомер, – ответил Монтойя мрачно, подливая себе рома. – Разом покончили со всем Сопротивлением. Их окружили и заперли в туннеле.
– А пленные?.. – глухо спросил я.
Монтойя тяжело вздохнул и отрицательно покачал головой.
Я сходил с ума. Неужели я никогда больше не увижу Хлою? Я не переставал верить, что судьба снова сведет нас, как бы все ни сложилось… Мне впервые пришло в голову, что так думать мог только беззаботный простак. Разве мало у меня было возможностей убедиться, насколько жизнь жестока?
– Слушай, может, ее там не было.
– Если бы вы знали ее так же хорошо, как я, то не сомневались бы, что она была в первых рядах.
– Храбрая женщина…
– Глупая девчонка! – воскликнул я, пытаясь совладать с болью. Я уже шел к двери.
– Послушай… Ты же знаешь, я всегда рад помочь тебе…
– Спасибо… И спасибо за “Мельницу”. Мне даже не верится… – Я попытался изобразить радость, но вряд ли убедительно.
– Эй! – окликнул меня Монтойя, заставив обернуться. – Ни пуха ни пера. – И ласково улыбнулся.
Я долго брел наугад. В голове теснились воспоминания о лучших моментах, проведенных с Хлоей, и я непрестанно задавался вопросом, какой была бы моя жизнь, реши я тогда остаться в пещере. Может, Хлоя была бы сейчас жива. Да и капитан Амат тоже. Может, ее отца не убили бы. Может, мы жили бы счастливо, работали на их ферме. Может, может, может…
Наверное, я шел целую вечность, потому что когда наконец поднял голову, то поразился, увидев, куда забрел. Передо мной раскинулось великолепное поле Лес-Кортс, стадион футбольного клуба “Барселона”. Вокруг оглушительно шумела стройка, начатая несколько месяцев назад: стадион расширяли, чтобы увеличить вместимость трибун до шестидесяти тысяч зрителей, благодаря чему он становился самым большим и шикарным в Испании.
– Мы еще строим новый козырек вон там, это будет что-то. Передовая технология, мировой уровень. Если мы и после этого не начнем выигрывать, то я уж не знаю… Буду тогда болеть за “Европу” или “Эспаньол”, честное слово.
Я не первый раз приходил к Полито. Как и многие в то время, он работал на стройке. Спрос на строителей был высок, ведь нужно было восстановить все, что перед тем так упорно разрушали. Барселона в который раз возрождалась из пепла, и Полито был среди тех, кто укладывал кирпичи.
Любопытно наблюдать, как города возрождаются, вырастают заново. В середине XIX века был такой генерал Бальдомеро Эспартеро[37]
, сказавший, что Барселону нужно взрывать каждые пятьдесят лет. И по правде говоря, его завет аккуратно исполняли. Но Эспартеро не понимал, что сердце города – его жители. Он мог бы взрывать Барселону хоть каждые десять лет, но всякий раз упирался бы в одну и ту же стену. Сколько бы город ни били, ни увечили, ни расстреливали – сердце оставалось невредимым. А пока сердце города бьется, он будет возрождаться снова и снова.Мне нравилось приходить к Полито под конец рабочего дня. Я покупал бутерброды на полдник, и мы поднимались на какую-нибудь балку на самой верхотуре, откуда был виден весь город. И если я был не в настроении болтать, ничего страшного. Полито справлялся за двоих.
– И это еще не все, приятель. Пусть нам запретили каталанский язык – если бы я его знал, я бы расстроился; пусть нам изменили эмблему и порядок слов в названии – звучит, кстати, жутко[38]
. Но чего им у нас не отнять, так это победы в лиге. Честное слово, в этом году она у нас в кармане. Так что хочешь не хочешь, придется отмечать. Можешь сказать Лолин? А то она мне уже не верит, когда я говорю… Да что с тобой сегодня такое? – Полито так долго говорил без умолку, что его голос окончательно смешался для меня с шумом города.– Ничего.