Память льда

Одиночество ребенка. И тысячи лет подряд — ничего, кроме боли».

Быстрый Бен с Таламандасом, применив магию, сумели убрать из памяти малышки весь ужас случившегося. Возможно, тут не обошлось без помощи Худа, ибо только богу по силам не просто спрятать страшные воспоминания, но превратить память в чистый лист.

Яггутская девочка забыла, что у нее когда-то был брат. Вместо него появился дядя.

«И отнюдь не добрый и ласковый, — подумал Паран. — У Провидца и у самого хватает ран в душе».

Царство Огни обрело новых жителей и дало пристанище древнему магическому Пути.

Паран вспомнил, как Быстрый Бен говорил о «памяти льда». Зараза, распространяемая Увечным Богом, сжигала все на своем пути. Что можно противопоставить огню? Только лед. А ведь чародей честно предупредил Увечного Бога, что не позволит ему безраздельно хозяйничать, отравляя магические Пути.

Капитан усмехнулся. Быстрый Бен никогда не склонялся перед богами и не считал их всемогущими. Что ж, у мага были все основания гордиться собой. А почему бы и нет? Как-никак они же сумели выкрасть Провидца буквально из-под носа у Аномандера Рейка. Они исправили давнишний промах Килавы и удержали ее от мести. И теперь Паннионский Домин не угрожает более Генабакису, а сохранение Омтоза Феллака существенно замедлило распространение отравы, насылаемой Увечным Богом.

«А главное — мы вернули яггутской девочке столь давно отнятую у нее жизнь».

— Постой, капитан, — нарушил молчание Быстрый Бен, тронув спутника за плечо.

Склоны холма были плотно заполнены человеческими фигурами. Над их головами тускло мерцали факелы.

— В чем дело, Бен?

— У меня дрянные предчувствия, — прошептал маг.

Рассеявшаяся тьма унесла с собою и тела погибших: Скворца, двух малазанок и сжигателей мостов. Размещением павших внутри огромной летающей горы занимались тисте анди и Аномандер Рейк. Внешне все выглядело достаточно буднично: никакой торжественной церемонии не было.

Семя Луны медленно двигалось к морю, загораживая собой звездное небо. Еще немного — и оно исчезнет в сумраке ночи. Вместе с базальтовой крепостью уплывала ее тень, открывая вид на торговый тракт и на горстку воинов, собравшихся по другую сторону дороги. Они тоже прощались с кем-то из погибших, готовясь к его погребению.

Ворчун почти сразу же догадался, кого они хоронят.

— Пошли, — сказал он, схватив Каменную за руку.

Странно, но на этот раз она не противилась и не спрашивала, куда он ее тащит. Они спустились по склону. Кто-то пошел вслед за Ворчуном и Каменной, но те даже не обернулись, чтобы узнать, кто именно.

Люди, больше похожие на призраков, расступались, давая им пройти. Миновав дорогу и неглубокую канаву, Ворчун и Каменная приблизились к собравшимся.

«Серых мечей» осталось не больше сотни. Они воздавали последние почести тому, кто некогда был несокрушимым щитом Фэнера.

Насколько позволяли условия, «Серые мечи» привели в порядок форму и начистили оружие. Ворчун оглядел их. В основном капанские женщины и тощие новобранцы из числа бывших тенескариев. Анастер по-прежнему восседал на своей кляче. Однако в нем появилось нечто, заставившее Ворчуна пристальнее приглядеться к этому одноглазому парню.

«А он здорово изменился. Не понимаю, каким образом, но в нем исчезла прежняя пустота. Один Худ знает, что случилось с этим воякой, но теперь я почуял в нем… своего соперника».

Дестриант Вельбара стояла ближе всех к покойному Итковиану. Казалось, она старается запомнить черты его бледного лица. Солдаты вырыли не слишком глубокую яму. Скромная могила, в каких «Серые мечи» хоронили погибших соратников.

— Мы прощаемся с человеком, чья душа не может воссоединиться со своим богом, — начала Вельбара. — Что ожидает его по другую сторону врат Худа — этого не знает никто. Но мы знаем, что и там Итковиан не бросит тяжкую ношу, которую взвалил на свои плечи. Он и после смерти останется тем же, кем был при жизни. Несокрушимым щитом Фэнера. Вечная ему память.

Она уже хотела дать знак начать захоронение, когда из-за спин Ворчуна и Каменной вдруг вышел какой-то малазанский солдат со свертком в руках.

— Дестриант, я хочу проститься с Итковианом, — произнес он на даруджийском языке с сильным акцентом.

— Хорошо, мы не возражаем.

— Но, видите ли, я хотел бы еще… не знаю, как это лучше объяснить.

Вельбара вопросительно смотрела на малазанца. Тот развернул тряпку. В свете факелов блеснул шлем Итковиана.

— Вот. Еще там, возле Капастана, Итковиан предложил мне поменяться шлемами. Я не хотел, но он настаивал. Он говорил, что мой старый, помятый шлем лучше ему подходит. Да только неправильно это, дестриант. Разве можно хоронить его в чужом шлеме? Я пришел вернуть несокрушимому щиту его собственный.

Вельбара опять повернулась к покойнику и долго молчала.

— Нет, воин, — наконец сказала она. — Итковиан на такое не согласился бы. Утверждая, что твой шлем лучше ему подходит, он не лукавил. Но если этот шлем тебе дорог и ты хочешь забрать его назад, то…

Вельбара не договорила. Она обернулась и заметила, что малазанский солдат плачет.

А затем посмотрела куда-то ему за спину — и потрясенно распахнула глаза.