Память льда. Том 2

– Города и правительства суть не что иное, как соцветие растения, стеблем которого является крестьянство; и именно крестьянство, чьи корни скрыты в земле, извлекает из неё необходимые средства существования для всего цветка. Тенескаури, сударь, это выжившее крестьянство Домина, люди, оторванные от земли, деревень, домов и ферм. Производство пищи прекращено, и на этой основе возникает ужас каннибализма. Земля, лежащая перед нами, и впрямь разорена, но не как ответная мера на наше вторжение. Она уже была опустошена некоторое время тому назад, сударь. Таким образом, хотя цветок и хранит огненную яркость красок, по сути, он уже мёртв.

– Сохнет на крюке под полкой Увечного бога?

Итковиан пожал плечами.

– Каладан Бруд и Первый Кулак выбрали своими целями города. Лест, Сетта, Маурик и Коралл. Из них, я полагаю, только последний всё ещё жив. Провидец не имеет другого выбора, кроме как собрать силы в том городе, который сам сейчас занимает, а его солдаты не имеют другого выбора, кроме как перенять практику каннибализма от тенескаури. Подозреваю, тенескаури вообще были созданы для этой цели – чтобы стать пищей для солдат.

Лицо Остряка приобрело озабоченное выражение.

– То, что ты описал, Итковиан, – это империя, которая даже по задумке не смогла бы себя прокормить.

– Лишь если она будет безостановочно расширяться.

– Но даже в этом случае она будет жива только на своих внешних, постоянно подвижных границах, которые станут расходиться вовне от мёртвого ядра. И ядро будет расти вместе с ними.

Итковиан кивнул.

– Да, сударь.

– То есть, если Бруд и Дуджек ожидают битв под Сеттой, Лестом и Мауриком, их ждёт разочарование.

– Я так предполагаю.

– Если ты прав, – заключил Остряк, – малазанцам придётся много топать почём зря.

– Возможно, есть и другие соображения, достаточные для решения разделить силы, Смертный меч.

– То есть не так уж они и едины, как хотят нам показать?

– Среди объединённого командования собрались могущественные вожди, сударь. Это просто чудо, что до сих пор не случилось серьёзного столкновения воль.

Остряк умолк на некоторое время.

К носу барки подводили широкие плетёные платформы. Рота наёмников привычно и эффективно наладила понтонный мост.

– Понадеемся, – наконец проворчал Остряк, – что осада Коралла будет недолгой.

– Она будет недолгой, – заявил Итковиан. – Я предсказываю единственную атаку, предпринятую с целью ошеломить противника. Соединение чародейской силы и военной. Воевода и Первый Кулак хотят решительно разбить оборону врага. Оба они хорошо понимают риски, свойственные длительной осаде.

– Звучит паршиво, Итковиан.

Скалла Менакис подошла к ним, ведя в поводу лошадь.

– Шевелитесь, вы оба: задерживаете нас всех, и эта проклятая барка проседает. Если я заполучу хоть одно пятно ила на новую одежду, убью любого, кто будет в том виноват, полосатый он или нет.

Итковиан улыбнулся.

– Я собирался высказать комплимент вашему наряду…

– Чудеса тригалльцев. Всё сделано на заказ моим любимым портным из Даруджистана.

– Похоже, зелёный – ваш любимый цвет, сударыня.

– Видел когда-нибудь джаэльпарду?

Иткован кивнул.

– Эти змеи водятся в Элингарте.

– Джаэльпарда, чей поцелуй смертелен. Вот точно такой же зелёный цвет, как шкура змеи, а? Уж лучше ему быть таким. Именно за это я платила, и недёшево. И бледное золото – видишь? Обивка плаща? Видел когда-нибудь брюшко белого паральта?

– Паука?

– Ага, смертоносного щекотуна. Это его цвет.

– Я бы его ни с чем не спутал, – сказал Итковиан.

– Прекрасно, я рада, что хоть кто-то здесь понимает тонкие нюансы высокой цивилизации. А теперь – веди свою треклятую лошадь, а не то кое-что нецивилизованное вместо седла познакомится с носком моего новенького сапога.

– Слушаюсь, сударыня.

Капрал Хватка смотрела, как Дэторан тащит Вала к своему шатру. Эти двое прошли тихо вдоль самой кромки света из костровой ямы. Прежде чем они вновь исчезли в сумраке, Хватка стала свидетельницей комической пантомимы, когда Вал, с перекошенным дикой гримасой лицом попытался сбежать от Дэторан. В ответ она схватила его за горло и стала трясти его голову взад-вперёд, пока сапёр не перестал сопротивляться.

Когда они исчезли, Дымка проворчала:

– Чего только не скроет милосердная ночь…

– Недостаточно хорошо скрывает, увы, – пробормотала Хватка, подбрасывая в огонь расщеплённый обломок копейного древка.

– Ну, наверное, она сейчас затыкает ему рот кляпом, а затем сорвёт с него…

– Хорошо, хорошо, я тебя поняла.

– Бедный Вал.

– Ничего Вал не бедный, Дымка. Если бы его это не заводило, не повторялось бы из ночи в ночь.

– С другой стороны, мы всё же солдаты, все до единого.

– И что это означает?

– Означает, что мы знаем: исполнять приказы – лучший способ выжить.

– Значит, Валу лучше вытянуться по стойке «смирно», если жить хочет, да? Ты это пытаешься сказать? А я-то думала, что от ужаса он обвиснет и сморщится.

– Дэторан ведь бывший мастер-сержант, помнишь? Я однажды видела, как рекрут полтора колокола стоял по стойке смирно после того, как у него сердце остановилось от одной из её тирад. Полтора колокола, Хватка, стоял мёртвый и холодный…