Память осени

Крафт, Андрей и Мария расположились за столиком.

Крафт. Ну, как вам малышка Пегги?

Вологдин. Она действительно журналистка?

Крафт. Да, и очень хорошая – во всем, что касается добывания информации. Тем более, что здесь она не стесняется. Ей ничего не стоит заявить, что она готова переспать с тем, кто предоставит ей нужные сведения…

Мария. И что – она исполняет обещание?

Крафт (смеется). Не знаю. Я не принадлежу к ее источникам.

Мария (вздохнув). Какое удивительно чувство свободы! Завидую. Эта независимость от мнений и предрассудков других.

Крафт (серьезно). Мне кажется, вы тоже очень свободный человек. Только вы не демонстрируете свою свободу, как Пегги. Но она внутри вас… Что скажете, Андрей?

Вологдин кивает.

Крафт. А вот вы, советские, словно бережете какую-то военную тайну все время. Ваши журналисты держатся эдакой сплоченной стайкой, вместе ходят в бар, вместе уходят оттуда… Мне рассказывали, что один из ваших, знакомясь с иностранцами, всякий раз называет другую фамилию. Видимо, свою собственную он считает великой государственной тайной!

Вологдин (улыбнувшись). Ну, чудаков в любом народе хватает…

И тут появляется Пегги. Она в коротком, каком-то девчоночьем платьице со скромным бантом на шее. Волосы гладко зачесаны в пучок. В общем, сейчас она пай-девочка.

Крафт (усмехается). Малышка, ты уже сделала уроки? Но на шампанское не рассчитывай – я не хочу угодить в тюрьму за растление малолетних.

Вологдин. Вы давно водите машину?

Пегги. Всегда. Мне кажется, я в машине и родилась. А вы давно из Москвы? Вот где я обязательно должна побывать. У вас хорошие дороги?

Вологдин (с улыбкой). Разные.

Пегги. Кстати, скоро все журналисты в Нюрнберге выстроятся в очередь у моей комнаты.

Крафт (хмыкнув). Ого! И с какой целью?

Пегги. Я нашла среди часовых, которые будут охранять этих нацистов зале суда, одного парня. Он раньше работал в цирке. У него феноменальная память. Во время представления зрители читали ему страницу любого текста, на любом из европейских языков, и он воспроизводил этот незнакомый текст слово в слово! Даже если он этого языка и не знал. За кое-какую плату он будет рассказывать мне, о чем переговариваются Геринг с Гессом. Хотя и не знает немецкого языка!

Крафт (смеется). Пегги, ты – ангел!.. Ну или дьявол, это с какой стороны посмотреть…

27. Нюрнберг. Развалины у Дворца юстиции

Мария с княгиней Трубецкой идут мимо развалин, окружающих Дворец юстиции. Солнечный осенний день. На развалинах работают эсэсовцы – крупные, молодые мужчины в обтрепанной черной форме без погон. Среди них тот самый человек со шрамом, что передал записку Лею…

Охрана, несколько американских солдат, сидит в сторонке на каких-то ящиках, греясь на солнышке, лениво переговариваясь и пожевывая резинку.

Эсэсовцы, бросив работу, провожают Марию откровенными мужскими взглядами. Она невольно втягивает голову в плечи…

28. Нюрнберг. Кладбище Святого Иоанна

Вологдин у могилы Дюрера. Постояв, проверив, нет ли слежки, забирает послание агента и идет к выходу…

29. Коридоры Дворца юстиции

Мария идет по коридору и сталкивается с Алексом Крафтом.

Крафт. Господи, Мария, да на вас лица нет! Что случилось?

Мария. Алекс, я почувствовала себя сегодня как в оккупированном Париже… У нас сломалась машина, и нам пришлось идти до Дворца пешком. Там на развалинах работали эсэсовцы. Понимаете, в Париже всякий раз идти мимо них было мучительно и страшно, потому что они могли сделать с тобой все, что угодно… И вдруг сегодня опять они, в черных мундирах, и никого, кто может защитить!..

Крафт. Но там, наверняка, была охрана.

Мария. Да, несколько ваших джи-ай, которые грелись на солнце. Но взгляды, которыми эсэсовцы смотрели на меня…