Память сердца

Шёл я на лыжах один, напрямую по бездорожью, избегая встреч с людьми. Ночевал в лесу у костра, три ночи провёл в селении, а остальные где попало, спал не больше шести часов в день. На пятые сутки закончились все продукты, что у меня были, пришлось зайти в селение и попросить поесть. Я рассказал, что ушёл из ссылки, хочу добраться до города и устроиться на работу. На лицах людей было видно понимание и сочувствие. Они меня кормили досыта и давали еще хлеба в дорогу. На душе становилось легче.

В Новосибирск я приехал зайцем на товарном поезде вечером. Два дня ходил по городу, хотел поступить учиться или устроиться куда-нибудь работать. Везде требовалось свидетельство о рождении и документ о социальном положении. Их у меня не было, только одна подправленная справка, что я работал в леспромхозе. Что делать? По вечерам я вертелся на железнодорожном вокзале, там же и спал в углу возле печки. Однажды меня разбудила милиция. Спрашивают документы, я показал справку. Милиционер посмотрел, вернул ее и повёл меня в отделение милиции. Меня посадили в КПЗ, где уже сидели человек десять, все без документов, как и я. Были там беглецы из лагеря, были приезжие из деревень и мелкие городские воришки-беспризорники.

Утром нас накормили и повели на стройплощадку копать котлован. Дали тачки, лопаты, показали, куда возить. Работал я энергично, от людей не отставал. В конце рабочего дня я сбежал, боясь, что меня отправят обратно. Котлован копали недалеко от реки Оби. На другой стороне было видно высокую трубу завода комбайнов. На пароме перебрался на другой берег. Пришёл на завод, обратился в отдел кадров. Женщина средних лет прочитала мою справку о том, что я работал в леспромхозе, потом посмотрела на меня, спросила, сколько мне лет и где живут родители. Я ответил: мне 18 лет, родители живут и работают в леспромхозе. Она сказала: «Могу принять временно разнорабочим, а там видно будет». Написала записку старшему кочегару и направила меня в кочегарку.

В кочегарке я проработал больше года, возил и бросал в топку дрова и уголь. Работа была нелёгкая, но я был рад и этому. Получал зарплату и карточки на хлеб и на продовольствие. Стал жить как люди. Вначале я спал прямо в кочегарке, потом мне дали место в общежитии.

Скоро меня перевели работать на завод, вначале учеником, а через три месяца я уже работал самостоятельно слесарем на сборке комбайна. Моё фото висело на доске почета при входе на завод, я радовался. Получил паспорт. Женился. Мы с женой собирались во время отпуска съездить к родителям. Неожиданно арестовали директора и инженера, а через пару дней арестовали ещё несколько передовых рабочих, в том числе и меня. Обвинили нас во вредительстве на заводе. Нас судила «тройка» НКВД, всем дали по десять лет. Мы долго сидели в тюрьме, а летом 1937 года нас привезли в Находку, погрузили на корабль «Дальстрой» и привезли на Колыму.

Мы и здесь работали на совесть».

* * *

В тот день наша бригада находилась далеко от лагеря. Работали и с нетерпеньем ждали, когда доставят обед. И вот прибыл заключенный с провизией. Но прежде чем раздавать ее, поднялся на пригорок и громко, на всю низину, где мы возились с золотоносным грунтом, крикнул:

– Товарищи, война кончилась!

Он хотел ещё что-то сказать, но не успел: охранник, стоявший у бутары, поднял винтовку и выстрелил в него.

До сих пор не могу понять, за что был убит человек. Тот выстрел омрачил нам радость Победы.

* * *

После войны к нам прибыло новое пополнение. Это были военные: солдаты и офицеры, понюхавшие пороху на фронтах Великой Отечественной. Был среди них снайпер – Герой Советского Союза, уничтоживший полсотни фашистов. С их появлением резко изменились условия жизни: мягче стал режим, улучшилось питание, меньше стало издевательств, и мы стали смелее. Уголовники полетели из бригадиров и дневальных, что им, конечно, очень не понравилось. Между военными и уголовниками начались конфликты. Но фронтовики были непримиримы. Они требовали подчинения новым порядкам, прекращения издевательств над людьми. На работу выводили всех, кроме больных. Уголовники притихли, но не сдавались.

Бригадиром нашей бригады стал бывший майор Леонов. С ним я познакомился в первый же день его приезда. Родом он был с Урала, дошёл до Берлина. Но годом раньше попал в окружение, вышел из него с потерями, за что впоследствии был осужден на десять лет. Бригадир выделялся крупным телосложением, был дисциплинированным и требовательным, но никогда не повышал голос на людей. Не знаю, чем я мог ему понравиться, но меня он назначил дневальным. Скорее всего, потому, что его нары оказались рядом с моими.