Память всех слов

– «Он»? Ты о ком, воин? Ты уже позабыл имя собственного князя?

Он не ответил, но сделал короткий жест, и сабли остальных спрятались в ножны, а стрелы вернулись в колчаны.

– Можешь войти. Дорогу спросишь у кого-нибудь во дворце.

Рассказ.

Идя, она несла его с собой. Рассказ, который, когда Самий его завершил, на долгое время закрыл ей уста. История об упорстве, глупости, любви, гордыне почти разбила все, чего удалось ей достичь за последний месяц, почти отобрала у нее дары медитаций, молитв и спокойствия – те, чем одарило ее море.

Этот рассказ заставил ее отвернуться от актеров, обнять руками колени и раскачиваться взад-вперед, закусив губу. Потом она задала вопрос, который ее беспокоил, и, когда мальчик, уже на все ответив, назвал ее глупышкой, она даже не сумела обидеться. Ведь в той ласковой насмешке скрывалась правда.

Глупышка, глупая девчонка.

Она совершила ошибку. А теперь сделает новую.

Потому что у любого есть своя дорога к Дому Сна.

Так что она спросила у Самия, как проще всего добраться до дворца.

– А зачем? Во дворце ни для кого не безопасно, – пожал он плечами. А потом вынул из узелка небольшой кулон, такой же, какой подарил ей Лавенерес. – Впрочем, вот тебе. Мне он уже не понадобится. Только не иди через центральный вход. Главные врата даже это не сумеет отворить. – Он печально улыбнулся. – И не смотри на меня так…

– Откуда ты знаешь, как я смотрю?

– Ты всегда застываешь так, когда к кому-то присматриваешься. Словно цапля, что охотится на рыбу. Что желаешь сделать?

– Поговорить… попрощаться… напиться вина. Не поверишь, но здесь нету…

– Я люблю его, – прервал он ее неожиданно.

Тихие слова, такие, какие проще говорить не кому-то, а о ком-то, и лучше шепотом, лучше так, чтобы никто не услышал, потому что ведь – стыд, пафос, жалостные эмоции.

– Ничего не говори.

– Но я не смогу быть с ним завтра. Я поклялся.

Она не винила его. Кто мог лучше понять узы, накладываемые клятвами и обязанностями, как не иссарам?

– Значит, ты рассказал мне эту историю, чтобы я туда пошла? – Она смягчила свои слова шутливым тычком.

– Нет. Я рассказал ее тебе, потому что если бы ты услышала ее только завтра, или послезавтра, или через месяц, то бросилась бы на меч.

Он ошибался, но есть дела, о которых молчит даже лаагвара.

На первый взгляд, во дворце не было никого. Никаких слуг, стражников или придворных. Опустевшие коридоры и комнаты приветствовали ее эхом шагов, и лишь бесценные вазы, мебель и ковры ожидали в тишине, когда появятся новые толпы, готовые им удивляться. Или разворовать. Деана кисло улыбнулась. Наверняка только благодаря стерегущим каждый выход Соловьям эти богатства еще оставались на месте.

Она осмотрелась. Воин сказал, что кто-нибудь укажет ей дорогу, а значит, дворец не безлюден. Но пока что проводник ей и не был нужен.

Сухи она нашла в его комнатах. Тот сидел за столом, одетый в колющую глаза помесь черного и золотого. Увидев ее, он поднял хрустальный кубок в ироничном салюте:

– Пропажа нашлась… Я говорил ему, чтобы не искал тебя, что ты вернешься сама. Как кот, которому наскучит свобода.

Он не казался удивленным, пойманным врасплох или испуганным, хотя они и не расстались как друзья. Не выглядел он и пьяным. Она заглянула ему в глаза. Таким трезвым он, пожалуй, не был никогда в жизни.

– Я не напиваюсь, – пояснил он ласково, безошибочно угадывая ее мысли. – Я не улучшаю себе настроение ни одним из моих лекарств – ни для пития, ни для вдыхания, ни тем, которым натирают кожу. Это была бы… трусость.

– А отвага – важнее?

Он улыбнулся:

– Отчего этот вопрос в твоих устах звучит с такой претензией? Иссарам. Определение племени, народа, веры, способа жизни, перспективы видения мира. Способа… существования. Вы говорите «я иссарам» – и это объясняет вам реальность. Закрывать лица, убивать без тени сомнения, подвергать себя более или менее бессмысленным ритуалам… Я всегда смотрел на тебя несколько свысока, на этот твой простой мир, простые обычаи, простые правила. Даже когда ты исчезла, разбив ему сердце, я сумел это понять, хотя и был зол на тебя, на то, что ты сделала это настолько бесцеремонно. Но знаешь что? Теперь ты оказалась права. Сегодня и завтра отвага – важнее всего. Я легко мог бы сбежать. – Он указал на стоящие на полках бутылочки, баночки, коробочки и кувшинчики. – Тысячью разных способов. Отобрать у них… привилегию – нет, радость смотреть. Отобрать у них триумф. Но тогда он вышел бы завтра туда, к той жаждущей крови толпе, еще более одиноким. А потому я не напиваюсь, чтобы не приспать собственную отвагу.

Она села напротив, заглянула в его кубок. Тот наполняла густая матовая зелень.

– Зачем ты пришла? Нет… Не говори. Я знаю. Некогда я угрожал тебе смертью, а иссарам не прощают таких слов, да? И ты пришла выпустить мне кишки, прежде чем…

– Заткнись, отравитель.

Он послушно замолчал, но не перестал улыбаться.

– Кто остался во дворце? – спросила она.

– Я, Овийя, Эвикиат, немного слуг и… – Он явно заколебался: – Варала с девушками.