Память земли

Наутро, когда Голиков проснулся и вышел из хаты Черненковых, где ночевал, все вокруг было бело, весело, подвижно. Летел снег. Он нарядно облепливал дома, заборы, деревья… Чья-то пара лошадей стояла в снегу, как ватная, не видно было даже сбруи. Возле лошадей детвора — тоже в снегу — катала огромный белый ком, толкала его плечами и руками. Половина детей оказалась черненковскими. Сами Черненковы уже ушли; старшая девочка отправилась с Голиковым в хату и, с материнской ухваткой исполняя роль хозяйки, накормила его разжаренными варениками и кислым молоком. Сергей отправился в клуб, где на девять утра назначалось собрание. Он с тревогой шагал по праздничной от снега улице, жалел о потерянной ясности и злости, с которой ехал вчера в Кореновский и с которой расстался в доме этого прибауточника, Лавра Кузьмича. Сейчас Голиков понимал, точнее, ощущал тоску людей по их земле, политой их кровью, возделанной их умелыми, ороговевшими, как у Фрянскова, руками.

Не дойдя целый квартал до клуба, Сергей уже увидел толпу тех самых хуторян, о которых он всю ночь думал.

Что касалось самих людей, о которых думал Голиков, то незначительная их часть — правленцы — поминали его, забравшего солому, лихом, а рядовые, то есть большинство, и вообще не знали, что на свете существует какой-то Голиков. Они беззаботно шутили и смеялись. Видимо, хутор вошел в обычную колею, привык за последние недели к постоянным потрясениям, жил среди них своей жизнью, как и на фронте среди ранений, даже смертей люди живут, пьют водку, любят…

У клуба было шумно. Подходили все новые женщины и мужчины, приодетые точно к октябрьской демонстрации; отдельно стояли девчата, отдельно — парни с цигарками; всюду бегали школьники, кидались снегом, получая по шеям от взрослых. Школьников сегодня отпустили, потому что педагоги — члены колхоза — тоже явились на собрание, как явился и весь карьер. Поодаль, еще не отправленные на конный двор, виднелись брички, привезшие людей с ферм, а рядом — чей-то новый.«ЗИС» и солидная, цвета морской волны, «Победа» Орлова. Сбоку стоял сам Орлов с хозяином «ЗИСа» — плотным мужчиной в каракулевой кепке. Голиков и Орлов пожали друг другу руки крепче, чем всегда, чтоб не показать один другому охлаждения из-за истории с соломой. Весь райцентр понимал, что перевод Орлова в Ростов теперь задержан, острили, что Голиков «подстелил Борису Никитичу соломки, чтоб мягче упасть», но сам Орлов держался мирно; мирно держался и Сергей, которого Орлов тотчас познакомил с плотным мужчиной. Должность мужчины напоминала выписку из приказа, произносилась длинно: «Заместитель начальника экспедиции по проектированию населенных пунктов в связи с затоплением». Он обрадовался Голикову.

— Отлично, что вы здесь, — сказал он. — Я уже говорил товарищу Орлову, что собрание надо провести по высшему классу.

Он сообщил, что в соседних, тоже затопляемых, районах станицы Нагавская, Верхние и Нижние Чиры и хутор Коркин пятый раз «забаллотировывают» выделенные им участки, и область будет делать «серьезные выводы по руководителям районов». Не повторить бы их ошибки. Щепетковцы должны сейчас твердо выбрать пустошь.

— Не так это просто, — заметил Орлов. — Правление-то у них завалилось, ни к чему не пришло. Даже решение не подготовило.

— Значит, — поправляя каракулевую свою кепку, сказал заместитель начальника по проектированию, — пусть щепетковцы утверждают любое место.

— Нет уж, — запротестовал Голиков, — любое нельзя. Как же допустить, чтоб они покинули такую благодать, как Кореновка, и не имели перспектив! Надо нажать на все и вся и выбрать именно орошаемую землю.

Орлов звучно засмеялся:

— Делаешь, успехи, Сергей Петрович. Решать-то как-никак должны члены колхоза, а не ты. А ты можешь или соблюдать демократию, или пытаться ее нарушить.

Он стряхнул с рукавов снег, кивнул на клуб:

— Народ вон уже повалил. Пошли!

В коридоре у входа в зал меловыми буквами на красной материи было написано: «Добро пожаловать», а в зале над сценой — привычное «Слава великому Сталину!» и «Да здравствует Волго-Дон!». Президиум, по предложенному из рядов, но тщательнейше подготовленному списку, избрали такой обширный, что казалось, все люди переместятся из зала на сцену. Первыми назвали Орлова и Голикова. В дружной стрельбе хлопков, встав всем залом, избрали почетный президиум — всех членов Политбюро.