Память земли

Президиум прошел за кулисы. Здесь стояли декорации к какой-то постановке. На фанерном щите был нарисован рыцарский замок, какие рисуют на полотнищах базарные фотографы. На полу лежали плоские жестяные коробки от кинолент, круглые, похожие на диски автомата, а рядом тыквы с наклейками — экспонаты колхоза, победно вернувшиеся с сельхозвыставки. Злые, уставшие «президиумщики», измученные собранием, вздохнули, принялись разглядывать декорации. Но Орлов спросил Конкина:

— Ну?

— Не знаю я, — досадливо сказал Конкин. — Надо думать.

— Так же как с сельсоветским помещением додумались, не спросясь отдали под курсы?..

— Именно! Без бюрократизма. Требуется и здесь так же. Надо отказаться от Подгорнова. Ведь люди растерялись, и голосовательная машина сработала не туда. Против них. А мы ушами хлопали. Нас с вами, а не их загнать бы в Подгорнов за такое руководство!..

Вокруг стояли избранные в президиум колхозники. Они, должно быть, смущали руководителей. Заместитель начальника экспедиции по проектированию трогал пальцем колонку «замка». Настасья Семеновна молчала, думала о том, что идти им в Подгорнов примаками, что остались для них на подгорновских известковых хрящах такие деляны, где не зря не живут сами хозяева… Молчала и Черненкова. В ней все кипело. Этот Андриан, этот Живов, паразиты, о которых она предупреждала Настасью, сорвали рекомендацию обкома. Ладно еще, хоть обойдется без оргвыводов: и райком и райисполком здесь — сами прошляпили.

Орлов спросил Конкина:

— Значит, предлагаете доложить собранию, что мы не считаемся с его мнением о Подгорнове?

— А вы предлагаете, — резко, краснея лицом и шеей, вмешался Валентин Голубов, — толкать колхоз в яму, но сохранить демократию? Мы, слава богу, не в первый раз нарушаем эту демократию. Почему ж сейчас для пользы дела не нарушить?!

Все заулыбались.

Голиков предложил:

— А что, если сделать простую вещь?.. Совершенно простую. Взять и сказать сейчас людям: «Товарищи! Вы избрали Подгорнов. Никто, разумеется, не будет вас принуждать отказываться. Но есть ведь и много других мест, кроме Подгорнова, свет-то на нем не сошелся. Давайте вынесем решение — искать еще. Дополнительно».

— Да это преступление! — крикнул заместитель начальника экспедиции. — Вы в куколки, товарищ Голиков, играете или секретарствуете в райкоме? Я буду жаловаться, я не позволю! — Он осекся и, стараясь быть выдержанным, поправляя свою каракулевую кепку, заговорил, словно извиняясь: — Проектирование участков, таких, как пустошь, обходится государству в сотни тысяч рублей. Считайте сами: геологи, гидрологи, бурение шурфов, пробы воды, архитекторы, геодезисты, проектировщики… А ваш колхоз взял и отказался от пустоши. Мы бы сейчас дали ее другим колхозам, да и щепетковцев считали бы уже устроенными с ихним Подгорновом. А если все отложится, если щепетковцы — как это делают ваши соседние районы — ткнут пальцем во второе, в третье место, то опять производить изыскания? Чтоб они снова отказались?!

Орлов отошел в дальний угол, уселся на приступок, положив ногу на ногу. «Расходы, о которых плачет заместитель начальника, — прикидывал он в мыслях, — дело естественное. Правительство на это и шло, отлично знало, что море стукнет по бюджету. А вот положение щепетковцев в Подгорнове действительно будет гиблым!..» Орлов тяжело покрутил головой, закурил папиросу. «Положение будет гиблое, — думал он, — но план есть план. Мы без того уж отличились с кормами… Дай Кореновскому послабление — и все остальные переселенцы начнут выбирать да перебирать. Из-за одного хутора десяток станиц не переедет в срок».

Конкин тем временем сжимал локоть Голикову, говорил, оборачиваясь к окружающим:

— Немедленно переголосовать! В Кореновском чуть не две тысячи человек! Если они покатятся под уклон — пострелять нас мало.

Орлов докурил папиросу, вернулся к намалеванному «замку», напомнил, что переселение из затопляемой зоны поручено исполкомам. Он здесь — председатель исполкома и не допустит никаких переголосований.

— Вот что, Борис Никитич, — сказал Голиков. — Раз уж вы это твердо, то пусть нас разбирают потом, а я внесу колхозникам предложение. На свою ответственность.

Вернувшийся с перерыва, осыпанный снегом народ недобро шумел. Сбиваясь группами, переговариваясь, люди рассаживались по скамьям, смотрели на сцену — кто с настороженностью, кто с враждебной подозрительностью. Однако когда Голиков объявил, что решение о Подгорнове твердо занесено в протокол и переезжать можно хоть завтра, но предлагается, оставив Подгорнов за собой, продолжать поиски, — все с охотой согласились. Это как бы оттягивало расставание с родной землей, позволяло думать: «А вдруг и вообще обойдется…» За второе предложение потянулись все руки. Поиски участка для хутора Кореновского начинались сначала.