Ср. замечание об «обезьянах просвещения», о «светской черни» в «Рославлеве» (1831 г., – IV, 113) и не раз выступающий в его поэзии протест против нелепостей «общественного мнения» (напр., III, 345. Е. О., VI, XI). См. еще Сумцова. Этюды III, 10 и Зап. Смирн., I, 293.
478 Соч. II, I, 95.
479 II. 190. Ср. выше о желании Пушкина, чтобы крестьяне поняли когда-нибудь его «Бориса Годунова».
480 I, 324. Это та же «светская чернь» (III, 385. Е. О., VIII, X).
481 I, 259.
482 Уже в 1824 г. Пушкин назвал Гёте «полупокойником» (VII, 82).
483 Пушкин поставил их рядом в словах (III, 238. Е. О., I, IX):
Любви нас не природа учит,
А Сталь или Шатобриан.
484 См. о том в Записках Смирновой, I, 308–308. Ср. подробности разговора о m-me de Staёl («У Коринны только и видны, что руки да сверкающие глаза. В Коринне сказываюсь волнение женщины, которая хочет нравиться без красоты, но… она была несравненно лучше своей подруги, искреннее и простодушнее…»; «Г-жа де Сталь пустилась в описание ландшафтов…»; «…гений в тюрбане») с характеристикой ее в «Рославлеве» (напр.: «…были по большей части недовольны ею. Они видели в ней толстую бабу, одетую не по летам. Тон ее не понравился, речи показались слишком длинны и рукава слишком коротки… проницательные черные глаза m-me de-Stаёl» и т. п.; IV, 112–118). Эти и подобные совпадения, не раз отмечаемые нами, интересны, между проч., и как одно из доказательств подлинности и верности записок Смирновой при некоторой неточности их по местам в передаче отдельных выражений.
485 Пушкин вспоминает об этом посещении в «Рославлеве» (IV, 113): «…она видела ваш добрый, простой народ, и понимает его» и проч. См. выше.
486 V, 23: «Читая ее книгу Dix anniels d’éxil (Десять лет мучения), можно видеть ясно, что, тронутая ласковым приемом русских бояр, она не высказала всего, что бросилось ей в глаза. Не смею в том укорять красноречивую, благородную чужеземку, которая первая отдала полную справедливость русскому народу, вечному предмету невежественной клеветы писателей иностранных. Эта снисходительность, которую не смеет порицать автор рукописи, именно и составляла главную прелесть той части книги, которая посвящена описанию нашего отечества. Г-жа Сталь оставила России, как священное убежище, как семейство, в которое она была принята с доверенностью и радушием. Исполняя долг благородного сердца, она говорит об нас с уважением и скромностью, с полнотою душевною хвалит, порицает осторожно, не выносит
487 IV, 113.
488 Ibid.
489 V, 34: «….удаленная от всего милого ее сердцу, семь лет гонимая деятельным деспотизмом Наполеона, принимая мучительное участие в политическом состоянии Европы»… IV, 113: «…десять лет гонимая Наполеоном, благородная добрая М-mе de Staël, насилу убежавшая под покровительство русского императора…» V, 25: «Эту барыню удостоил Наполеон гонения, монархи доверенности, Европа уважения».
490 IV, 115: в ответ на замечание: «Пусть мужчины себе дерутся и кричат о политике; женщины на войну не ходят, им дела нет до Бонапарта», Полина сказала: «Стыдись, разве женщины не имеют отечества? разве нет у них отцов, братьев, мужей? разве кровь русская для нас чужда? Или ты полагаешь, что мы рождены для того только, чтобы на бале нас вертели в экосезах, а дома заставляли вышивать по канве собачек? Нет! Я знаю, какое влияние женщина может иметь на мнение общественное. Я не признаю уничижения, к которому присуждают нас. Посмотри на M-me de Staël. Наполеон боролся с нею, как с неприятельскою силой… А Шарлотта Кордэ? а наша Мария Посадница? а княгиня Дашкова? Чем я ниже их? Уж верно не смелостью души и решительностью». Должно, впрочем, заметить, что после этих слов читаем такое замечание ее подруги: «Увы, к чему привели ее необыкновенные качества души и мужественная возвышенность ума?» Затем приведены слова: «Il n’est de bonheur que dans les voies communes», о которых см. ниже.