Памяти Пушкина

В заботах суетного света
Он малодушно погружен…
И меж детей ничтожных мира
Быть может, всех ничтожней он,

но и всю его жизнь труда, борьбы со светом и с собой, чистых восторгов и упоений и неоднократной победы над собой, невзирая на силу долго бушевавших в нем страстей. Не говорю уже о том, что Пушкин может быть признан заслуживающим уважения как личность, отдавшая всю свою жизнь беззаветному служению великому делу, не ради славы (он не гонялся за нею в годы зрелости), выгод и положения, а по чистому влечению гения и морального чувства, и совершившая это дело.

Есть веские возражения против идеализации Пушкина как личности. В 50-ю годовщину его кончины бывший одесский и херсонский архиепископ Никанор, поминая поэта в Неделю блудного сына, подверг его суровому осуждению, именно как такового сына, принесшего покаяние лишь в последний момент[58]. Равно и известный нам философ В.С. Соловьев нанес немалый удар идеализации личности Пушкина указанием на то, что постигшая поэта роковая катастрофа, положившая конец его жизни, была обусловлена прежде всего его собственными поступками, не согласными с высотою и обязанностями его гения и христианского сознания, к которому он пришел под конец своей жизни:

«Жизнь его не враг отъял,
Он своею силой пал.
Жертва гибельного гнева,

своею силой, или, лучше сказать, своим отказом от той нравственной силы, которая была ему доступна и пользование которою было ему всячески облегчено».

Действительно, Пушкин не всегда превозмогал в себе побуждения гнева, но, ввиду интриг его врагов и его высокого настроения перед своей кончиной, с точки зрения чисто христианского прощения кающемуся, он подлежит изъятию от совсем строгого осуждения за свое предсмертное деяние[59]. Даже если бы мы не нашли никакого оправдания последнего, и тогда, принимая во внимание всю совокупность дурного и хорошего в его характере, и условия воспитания и среды, мы должны бы призадуматься перед произнесением решительных приговоров вроде изложенных.

По словам Мицкевича, у Пушкина был характер «trop impressionable et parfois léger, mais toujours franc, noble et capable d’épanchement» (слишком впечатлительный, а иногда легкомысленный, но всегда искренний, благородный и способный к сердечным излияниям (фр.). – Примеч. ред.); своими недостатками Пушкин был обязан воспитанию[60], своими достоинствами – самому себе. И это вполне верно. В натуре Пушкина наряду с его самомнением и буйным пылом страстей нельзя не отметить и целого ряда весьма благородных и симпатичннх моральных свойств, каковы: чисто русские прямота и искренность, отсутствие завистливости, полное участливое отношение к талантам других и готовность помогать их развитию, мужественность и стойкость в следовании эволюции своей мысли и убеждения, невзирая на то, что скажут хотя бы друзья, отсутствие стремления приобретать выгоды и дешевую популярность угодничаньем толпе и вообще стойкость натуры[61].

Но главное обстоятельство, говорящее в пользу личного характера Пушкина, – это то, что после первых лет бушевания пылкой крови в его жизни постепенно все более и более крепла сила тех «духовных основ жизни», о которых любит говорить В.С. Соловьев.

Жизнь Пушкина представляет не обычный только процесс, нередко замечаемый в лучших из даровитых и наделении их кипучими силами людей, у которых постепенно остывает кровь; и изменения происходили в Пушкине не только по принципу tempora mutantur et nos mutamur in illis (времена меняются, и мы меняемся с ними (лат.). – Примеч. ред.).

Дело не в том только, что годы юности поэта были в значительной степени истрачены

…в праздности, в неистовых пирах,
В безумстве гибельной свободы,
На играх Вакха и Киприды[62]

,

не в том, что от шалостей и проказ юности и пылкого темперамента[63], от состояния, когда не раз поэт «любил»

…пламенной душой
C таким тяжелым напряженьем,
С такою нужною, томительной тоской,
С таким безумством и мученьем[64]

,

«страдалец чувственной любви»[65] перешел к прочным и сосредоточенным чувствам доброго семьянина и гражданина и проклинал

Измен печальные преданья,
………………………………………..
…коварные старанья
Преступной юности своей,
И встреч условных ожиданья
В садах, в безмолвии ночей;
…речей любовный шепот,
И струн таинственный напев,
И ласки легковерных дев,
И слезы их, и поздний ропот…[66]