Памятники поздней античной поэзии и прозы II-V века

33. Евфрат втайне уже завидовал Аполлонию, замечая, что доверия к нему у императора больше, чем бывает у людей, приходящих за прорицанием к оракулу. С излишней важностью он возвысил тогда голос и произнес: "Не следует ни потакать страстям, ни безумно увлекаться вместе с теми, кто необуздан в своих поступках, но нужно соблюдать меру, если мы на самом деле философы. Ведь следовало обсудить, должен ли ты действовать, ты же приказываешь говорить о том, как надо действовать, не узнав, допустимо ли действие. По-моему, Вителлий должен быть уничтожен (я знаю его как человека мерзкого, распутного), но я не согласен, чтобы ты — муж добрый, отличающийся благородством, исправлял ошибки Вителлия, а про себя самого ничего не знал. О бесчинствах, сопутствующих монархическому правлению, мне нет надобности говорить: ты сам их назвал, но знай, что юность, рвущаяся к тирании, поступает, как ей свойственно: ведь, добиваться власти для юношей то же, что пить, что любить, и юноша, добившийся власти, еще не плох, если он, будучи тираном, кажется убийцей, жестоким и необузданным. А если к власти пришел старец, то подобные наклонности ему сразу ставят в вину, когда же он проявляет человеколюбие и порядочность, они приписываются не ему, а его возрасту и опытности. Кроме того, будет долго казаться, что он уже давно, еще с молодых лет стремился ικ этому, но терпел неудачу. А подобные неудачи люди относят, как за счет злой судьбы, так и за счет трусости. Ведь кажется, будто он либо оставил мысль о власти, не веря в свою судьбу, либо уступил ее другому, несомненно испугавшись противника. О злой судьбе не будем говорить, но как опровергнуть обвинение в трусости, когда противником оказывается Нерон, самый робкий и самый нерешительный? То, что затевал против него Виндекс[432], к тебе, клянусь Гераклом, имело прямое отношение. У тебя было войско, и силы, которые были брошены против иудеев[433], с большим успехом покарали бы Нерона. Ибо иудеи давно удалились не только от римлян, но и от всех людей. Ведя замкнутую жизнь, не имея общих с людьми возлияний, еды, молитв, жертв, они от нас дальше, чем Сузы, Бактры и даже индусы, так что за отпадение от нас иудеев наказывать не следовало: ими лучше было бы не владеть. Но кто не счел бы для себя лестным убить собственной рукой Нерона, чуть ли не пившего человеческую кровь и услаждавшегося пением среди убийств? Я прислушивался к рассказам о тебе, и когда оттуда приходил кто-либо с известием о гибели от твоей руки тридцати тысяч иудеев, а затем и пятидесяти тысяч в следующей битве, я отводил человека в сторону и расспрашивал его наедине: "Что это за муж? Нет ли известия более важного, чем это?" Раз ты воюешь против Вителлия, видя в его образе Нерона, совершай, что замыслил; это дело прекрасное, но после пусть будет так: римлянам очень дорого демократическое правление, и при этой форме правления они завладели многим из того, что принадлежит им. Уничтожь монархию, о которой ты говорил, дай римлянам народную власть, сам стань основоположником их свободы".

34. Видя, что Дион соглашается со словами Евфрата (он это обнаруживал и киванием и возгласами одобрения), Аполлоний сказал: "Дион, не прибавишь ли ты чего-нибудь к сказанному?" — "Да, — ответил тот, — кое в чем я согласен, кое в чем нет. И я тебе, думаю, говорил, что было бы гораздо лучше уничтожить Нерона, чем усмирять иудеев, ты же был похож на боровшегося за то, чтобы его никогда не свергли. Ведь приводя в порядок его расстроенные делал ты восстанавливал его силы на беду всем, для кого он был невыносим. Выступление против: Вителлия похвально. Важнее, на мой взгляд, не дать проявиться тираннии, чем уничтожить уже укоренившуюся[434]. Демократию я приветствую (если эта форма общественного устройства и хуже аристократии, то для людей благоразумных она предпочтительнее, чем тиранния или олигархия), но боюсь, что долголетняя тиранния уже развратила римлян и они стали неспособны жить свободно и опять видеть демократию, как вышедшие из темноты не могут взирать на яркий свет. Поэтому нужно устранить от дел Вителлия и чем скорее, тем лучше. Мне кажется, надо готовиться, как на войну, но объявить не войну, а наказание ему, если он не откажется от власти. Когда победишь его, что, конечно, не составит для тебя труда, предоставь римлянам самим выбрать себе форму правления. Если они предпочтут демократию, согласись. Ведь для тебя это почетнее многих тиранний, почетнее многих побед на олимпийских играх; повсюду в городе будет написано твое имя, повсюду будут стоять твои медные изваяния, для нас ты станешь героем рассказов, в сравнении с которыми повесть о Гармодии и Аристогитоне ничто. Если бы они выбрали монархию, то кому бы, кроме тебя, все отдали бы власть? Охотнее всего они вручат ее именно тебе, после того как ты, уже обладая ею, уступишь ее гражданам".