35. После этих слов наступило молчание, и лицо императора выдавало внутреннюю борьбу, потому что этот совет удалял его от всего того, что он собирался предпринимать и делать в качестве самодержца. Тут начал говорить Аполлоний: "Мне кажется, вы ошибаетесь, отговаривая императора от дел уже решенных, предаваясь глупой и неуместной болтовне. Если бы в моих руках была такая же власть, как у него, и я бы советовался о том, какое добро сделать людям, а советниками были бы вы, возможно, ваше слово имело бы успех (ведь философские мысли наставляют слушателей-философов), но вы даете совет наместнику провинций[435]
, привыкшему управлять, которому, в случае лишения власти, уготована гибель. Зачем бранить его, если он не отказывается от посланного судьбой, а принимает охотно и советуется о том, как разумно использовать то, чем он владеет? Представьте себе, если мы увидим мужественного, высокого, хорошо сложенного атлета, через Аркадию уже идущего в Олимпию, если подойдем и станем ободрять его перед соревнованием, а когда он одержит победу на Олимпийских играх, возбраним ему объявить о своей победе через глашатая и надеть на голову венок из ветвей маслины, то не покажется ли, что мы болтаем вздор или насмехаемся над чужими трудами? Итак, принимая во внимание количество сверкающей меди, количество, копий, окружающих нашего мужа, великое множество коней, его порядочность и благоразумие, его пригодность к тому, что он замышляет, пошлем его туда, куда он уже направился, пожелаем счастья и будем поощрять к еще большим успехам. Ведь вы не забывайте и того, что он отец двух сыновей[436], которые уже командуют войсками и которые станут его злейшими врагами, если он не передаст им власти. Что ему в этом случае сулит будущее, как не войну против собственной семьи? Приняв же на себя верховную власть, он будет окружен заботой со стороны собственных детей, будет опираться на них, а они на него, у него будут свои телохранители, не нанятые за плату, клянусь Зевсом, не притворяющиеся по необходимости преданными, но самые усердные и самые любящие. Для меня форма правления безразлична, потому что я живу под властью богов, но я не желаю, чтобы человеческое стадо гибло за неимением справедливого и благоразумного пастыря. Ведь как человек, отличающийся доблестью, заставляет демократическое правление казаться властью одного самого лучшего, так и власть одного, направленная на благо всего общества, есть народное правление. Он не сверг, ты говоришь, Нерона. А ты, Евфрат? А Дион? А я? Однако никто нас не порицает за это, не считает трусливыми за то, что мы не думали о принятии мер для защиты свободы, тогда как до нас философы свергли тысячи тиранний. Я, впрочем, даже выступал против Нерона, произнося много враждебных: речей, в лицо браня свирепого Тигеллина[437], а своей помощью Виндексу на западе[438] я, несомненно, строил крепость против Нерона. Но я не стану утверждать, что благодаря этому низверг тирана, и вас, не делавших этого, не буду считать более снисходительными к пороку, чем прилично философу. Итак, философ выскажет то, что у него на уме, но постарается, думаю, не говорить ничего глупого и бессмысленного, а наместник провинций, замышляющий низложить тиранна, должен в (первую очередь все обдумать, чтобы начать дело неожиданно, он должен также иметь благовидный предлог, чтобы не показаться клятвопреступником. Ведь, если он собирается поднять оружие против того, кто объявил его полководцем и кому он поклялся в верности, то, конечно, должен в свое оправдание перед богами сказать, что нарушает клятву справедливо; нуждается он также в большом количестве друзей (такие ведь дела нельзя делать незащищенному и неукрепленному) и в больших деньгах для привлечения на свою сторону власть имущих, особенно, когда предпринимает это против человека, овладевшего всеми богатствами земли. Какая тут нужна опытность, сколько потребно времени! Воспринимайте это как хотите. Незачем пускаться в исследование того, что им уже, по всей вероятности, обдумано и чему судьба благоприятствует без всяких усилий с его стороны. Что вы скажете на это? Ведь увенчанному вчера городами в святилищах императору, блестяще проявившему себя в умелом решении общественных дел, вы предлагаете с сего дня объявить всенародно о том, что он собирается остальную жизнь провести как частное лицо, а к власти пришел в припадке безумия. Доведя до конца задуманное, он привяжет к себе преданных телохранителей, полагаясь на которых он и замыслил это, отказавшись же от предпринятого и обманув их надежды, он будет иметь в их лице врагов".