Памятники русской архитектуры и монументального зодчества

Порталы коломенского храма, из которых относительно полно сохранился северный, имели тот же ренессансно-готический характер. В них следует указать на две особенности, не встречающиеся до того в известных нам московских постройках: прямое архитравное перекрытие проема и каннелированные полуколонны, часть фуста одной из которой была обнаружена Б. Н. Засыпкиным при работах 1914—1916 гг. К перечню «новшеств» Вознесенской церкви, почерпнутых из арсенала архитектурных форм Ренессанса, можно добавить консоли обрамлений окон восьмерика и их своеобразные капители, сходные с ионическими, но в действительности скорее представляющие упрощенную схему композитной капители. Следует, наконец, упомянуть, что кладка шатра напуском кирпичей, наподобие ложного свода, совпадает с системой кладки шатров итальянских построек XIV—XV вв.

Таким образом, архитектурную декорацию церкви в Коломенском нельзя рассматривать, как это считает В. А. Булкин, проявлением «архитектурного вкуса одного из оставшихся в Москве итальянских зодчих, чей профессиональный арсенал составился еще на родине в конце XV в.»[141] Наоборот, здесь мы наблюдаем новый импульс воздействия форм итальянской архитектуры начала XVI в. на русское церковное зодчество, что делает достаточно правдоподобным предположение о возведении церкви Вознесения мастером, прибывшим на Русь незадолго до строительства.

Но как же в этом случае объяснить наличие в декорации церкви Вознесения готических мотивов, ставших к началу XVI в. анахронизмом даже для итальянской провинции? Это противоречие, как мне кажется, исчезает, если допустить возможность сознательного обращения мастера к готическим формам, попытавшегося приспособиться таким путем к новым для него художественной среде и языку. Для зодчего, воспитанного на устоявшихся традициях классической архитектуры, вряд ли существовала принципиальная разница между формами русской архитектуры и более знакомой для него западной готики. Та и другая были в его глазах лишь разновидностями архитектуры неправильной, не классической, экзотической. Стилевые различия между ними, очевидные для современного нам историка искусства, для него не существовали или были несущественны. Отсюда — смешение в одной постройке элементов готики и традиционно русских, таких, как килевидные кокошники. В известной мере аналогичную картину мы наблюдаем в совершенно иной период в русской псевдоготике, причудливо сочетающей мотивы готики и «нарышкинского барокко». И здесь также архитекторы, воспитанные в строгих правилах классицизма, обращаясь, уже по другим причинам, к формам прошлого, не останавливались перед одновременным использованием лишь внешне сходных, а по существу стилистически разнородных элементов.

Церковь Вознесения оставила яркий след в русском зодчестве XVI в., став родоначальницей целого ряда столпообразных храмов. Но можно проследить и влияние специфических форм ее ордерного декора на другие постройки. В первую очередь следует указать на колокольню в том же Коломенском, известную под именем Георгиевской церкви.

Как уже указывалось в литературе, ордер этого сооружения, проникнутого очевидными импульсами ренессансной архитектуры, восходит к ордеру Вознесенского храма, но все же он несколько упрощен, будучи целиком выполнен из кирпича. Можно различить очень характерную капитель, завершенную валом, заменившим резные дубовые венки капителей церкви. А. А. Давид справедливо указал на использование сходного ордера еще в двух постройках — соборе Симонова монастыря (1543—1549 гг.) и церкви Антипия в Москве (середина XVI в.)[142]. Если колокольня, возможно, хронологически близка к Вознесенской церкви, то два последних сооружения отделены от нее промежутком в 15—20 лет. Не отражает ли их архитектура влияние форм не церкви в Коломенском, а кремлевской церкви Воскресения, законченной Петроком только в 1544 г., т. е. почти одновременно с началом строительства Симоновского собора?