Памятники русской архитектуры и монументального зодчества

Ключ по крайней мере к началу таких поисков дает, как нам кажется, опубликованный еще в середине прошлого века отрывок розыскного дела о побеге Петра Фрязина в Ливонию. Как следует из этого документа, городовой мастер Петр Фрязин бежал во время поездки в Себеж и Печерский монастырь осенью 1539 г. Он прибыл в Новгородок (Нейгаузен) и оттуда был перевезен в Юрьев к тамошнему епископу. Конец дела утерян, и о дальнейшей судьбе мастера сведений нет. Поводом к бегству, как свидетельствует рассказ самого Петра, послужили «великая мятеж и безгосударьство» после смерти правительницы Елены Глинской, когда власть перешла в руки соперничающих между собой боярских группировок. В этой обстановке интенсивная до того строительная деятельность оказалась прерванной. Из материалов дела, излагаемого по допросу толмача Гришки Мистробонова, устанавливаются время и обстоятельства приезда Петра Фрязина в Россию. Мастер рассказывает епископу, «что его к Великому Князю прислал Папа Римской послужити годы три или четыре, а служил, сказал, Великому Князю одиннадцать лет, а держал его Князь Великий силою»[119]. Собко сделал из этого неверный вывод о приезде Петра Фрязина в Россию в 1522 г., отсчитывая 11 лет от смерти Василия III[120]. Однако 11 лет надо исчислять от описываемых событий, понимая под служением великому князю работу у московского государя вообще, а не только у Василия. На это указывают имеющиеся сведения о московских посольствах в Италию, и в частности к папскому двору. В 1522 г. и в ближайшие прилегающие годы посольств в Италию не было. В 1527 г. к папе были отправлены послы Трусов и Лодыгин. В начале следующего года они посетили папу Климента VII в Орвието, куда он бежал от захвативших Рим войск Карла V[121]. В послании папы великому князю, датированном 1 февраля 1528 г., говорится о посылке в Москву архитекторов из числа немногих, оставшихся при нем после разгрома Рима[122]. Посольство Трусова и Лодыгина проследовало через Венецию в конце февраля — начале марта[123] и вернулось в Москву в июне 1528 г., т. е. за 11 лет до побега Петра Фрязина в Ливонию[124].

Необходимо, конечно, убедиться, что Петр — Петрок Малой, упоминаемый летописями, и Петр Фрязин, бежавший за рубеж,— одно и то же лицо.

Церковь Воскресения в Коломенском. 1532 г.

Собко, как и многие другие авторы, писавшие о Петроке Малом, не сомневался в их идентификации. А. Н. Кирпичников в цитированной выше работе решительно отверг возможность их отождествления, ссылаясь на летописное известие о более позднем окончании Петроком Малым Воскресенской церкви в 1543 г. Бежавшего за рубеж мастера ожидала бы, по его мнению, неминуемая кара в случае его возвращения в Россию[125]. Соображения А. Н. Кирпичникова, конечно, не безосновательны[126]. И все-таки слишком много совпадений между биографическими известиями о Петроке Малом и о Петре Фрязине, чтобы их можно было считать случайными. Близки хронологические рамки деятельности обоих персонажей. Новшества, введенные Петроком Малым в русскую фортификацию, говорят о недавнем его приезде в Россию; а между тем последним из посольств, прибывших из Италии в княжение Василия III, было именно посольство Трусова и Лодыгина. Петр Фрязин крестился, приняв православие, не сразу по приезде, но еще при жизни Василия III. Этому соответствует летописное упоминание о Петроке Малом в связи со строительством Китай-города как о «новокрещеном фрязине»[127]. Указания в розыскном деле на «государево жалование великое», на хранящиеся у Петра Фрязина «грамоты поместные и жалованные», на имеющиеся при нем драгоценные одежды (саженье и золотное) говорят об очень высоком положении мастера, что хорошо согласуется с известиями о Петроке Малом как об архитекторе, выполнявшем главнейшие заказы великого князя. Петр Фрязин не только оказывается фортификатором, но и работает в том же Себеже, который тремя годами раньше строил Петрок Малой. Более того, сообщение розыскного дела, что Петр Фрязин, ехавший со своими людьми, не брал до Себежа проводников (дальше он везде пользовался провожатыми), кажется указанием на то, что это не первая его поездка к Себежу.

В свете этого необходимо вспомнить о случаях прощения пытавшихся бежать из России, причем не только русских людей[128], но и иностранцев. Так, в 1509/10 г. была выдана «опасная грамота» для возвращения в Москву Петру молодому Пушечникову Фрязину, «безвестно» бежавшему в Литву[129]. Прощение получил и толмач, впоследствии городовой мастер Григорий Мистробонов, бежавший в Ливонию вместе с Петром Фрязином[130]. Видимо, западные мастера, и особенно мастера-горододельцы, были слишком нужными людьми, и даже при таких обстоятельствах не пренебрегали возможностью пользоваться их услугами.