Памятники русской архитектуры и монументального зодчества

Т. В. Николаева, считая такое совпадение не случайным, высказала предположение о воспроизведении врат тверскими мастерами по «предварительным тщательным обмерам корсунских дверей, а также слепкам с львиных масок и гвоздей»[93]. Не отвергая этого предположения, но учитывая реальную историческую обстановку (разорение Твери после монгольского нашествия, разрыв традиций в искусстве), а также то обстоятельство, что тверской князь Михаил Александрович воспитывался в Новгороде у своего крестного отца архиепископа Василия Калики[94], более реальным представляется предположение о заказе врат в новгородской мастерской, тем более что в ней был накоплен значительный опыт по созданию самых различных произведений. Если принять это предположение, то тогда станет более понятной идентичность деталей. Судя по более поздним вещам XV—XVII вв. в софийской мастерской серебряного дела отдельные литейные формы использовались на протяжении почти двухсотлетнего периода[95]. Возможно, что и в более ранний период литейные формы львиных масок и гвоздей также использовались довольно долго.

Таким образом, подводя краткие итоги этой статьи, можно сказать, что «корсунские» врата — сложный и разновременный памятник новгородского искусства.

Отличительные особенности врат (разбивка дверей на три филенки со своеобразным пропорциональным соотношением полос обвязки и филенок — 1:2, оригинальный рисунок креста под арками на колонках, своеобычные безгривые львиные маски и восьмилепестковые рельефные шляпки гвоздей) позволяют говорить о них как об оригинальном и самобытном произведении XII в., связанном с византийским искусством традицией и общей ориентированностью заказных новгородских изделий XII в. на столичные комниновские образцы.

Резное узорочье врат относится к другой эпохе. Их орнаментика — один из немногих примеров того сложного процесса воздействия восточного, в частности турецко-сербского, искусства на новгородские памятники XVI в.

Архитектор Петрок Малой C. C. Подъяпольский

Деятельность итальянских архитекторов в Москве в конце XV и начале XVI в. стала предметом многих исследований. Судьбы крупнейших фряжских мастеров — Аристотеля Фьораванти, Пьетро Антонио Солари, Алоизио да Карезано, Алевиза Нового — проследил с большей или меньшей полнотой В. Н. Лазарев, и творчество каждого из них обрело в наших глазах относительно четкие рамки[96]. Однако для второй четверти XVI в., по существу, нет работ такого рода, хотя источники сохранили ценные биографические сведения об одном итальянце, активно работавшем на Руси в 1530-е годы,— фрязине Петроке Малом.

О высокой оценке современниками деятельности Петрока можно судить по тому, что в летописи он назван «архитектоном»[97]. Этот термин применен также лишь по отношению к Солари и к Алевизу Новому[98]. Летописи сохранили сведения о нескольких постройках Петрока, или Петра Малого Фрязина[99]. В 1534 г. он заложил в Москве земляной город, получивший название Китай[100]. На следующий год он же начал строительство каменного Китай-города[101]. В 1534/35 г. Петр Малой строит земляную крепость в Себеже[102], в 1536 г. — в Пронске[103]. Параллельно с этим он вел строительство Воскресенской церкви в Кремле, рядом со столпом Ивана Великого, она была заложена еще в 1532 г. и завершена без лестницы в 1543 г., полностью закончена и освящена только в 1552 г. уже без участия итальянского мастера[104].

Из приведенного перечня видно, что в строительной деятельности Петрока Малого очень большую долю занимали фортификационные работы. Среди них наиболее известная — каменная крепость Китай-города. Интересно сравнить ее с предшествующими русскими крепостями, построенными итальянскими мастерами.

Тип крепости, положенный в основу Московского Кремля, был выработан в Ломбардии в XIV—XV вв. К концу XV в. он был уже несколько архаичным, так как не учитывал новейших фортификационных идей, связанных с развитием артиллерии, впервые ярко изложенных в трактате Франческо ди Джорджо Мартини. Тем не менее он вполне удовлетворял московским условиям, поскольку ни крымский хан, ни другие потенциальные враги Русского государства не располагали в этот период тяжелой осадной артиллерией. Вместе с тем репрезентативность высоких башен и стен, увенчанных двурогими «гибеллинскими» зубцами, как нельзя более соответствовала роли Кремля, политического центра новой могучей державы[105]. Неудивительно поэтому, что этот тип крепости долгое время оставался господствующим в русском градостроительстве, подвергаясь лишь некоторым модификациям в кремлях Нижнего Новгорода, Тулы, Коломны.