Памятники русской архитектуры и монументального зодчества

Впоследствии под арками, опирающимися на рельефные либо орнаментально трактованные колонны, стали помещать различные, чаще всего фронтально расположенные фигуры святых. Именно так изображены различные святые на церковных дверях в Риме, Амальфи, Атрани, Салерно, а также на дверях св. Климента из собора Сан Марко[33]. С XI по XII в. этот прием оформления получил широкое распространение. Подобным образом стали декорироваться многие пластины врат, а также произведения прикладного искусства и каменные рельефы. Под такими же арками на колонках размещены Христос на окладе Евангелия, датируемого разными исследователями X и XI вв.[34], музыканты и воины на чаше XII в. бывшего собрания Базилевского[35], императрица Ирина, венецианский дож, царь Соломон, св. Даниил и другие на больших эмалевых пластинах из Pala d’Oro, 1102—1108 гг.[36], а также Петр и Павел на мраморных рельефах XII в., происходящих из чепинской крепости в Болгарии[37].

Деталь оклада иконы «Корсунской Богоматери». XII в. Серебро, чеканка, гравировка.

На русской почве изображения подобного типа едва ли не впервые появились на известных серебряных окладах XII в. новгородских икон «Петр и Павел» и «Богоматерь Корсунская» (см. илл.)[38].

Таким образом, весь комплекс приведенных аналогий говорит о том, что новгородские «корсунские» врата с их развитыми процветшими крестами не могли быть созданы ранее рубежа XI—XII вв. либо начала XII в. Чтобы уточнить эту дату, стоит более подробно разобрать и такие детали украшения дверей, как львиные маски и восьмилепестковые розетты (шляпки гвоздей), а главное — попытаться решить вопрос о месте изготовления всего памятника.

Ручки врат в виде литых, разгравированных львиных масок с кольцами в зубах восходят к аналогичным деталям, украшающим как перечисленные византийские, так и западноевропейские двери того же времени.

Для новгородских масок, несмотря на высокое качество изготовления, четкий ясный рисунок, скульптурность лепки и пластичную проработку деталей, все же характерны определенная наивность и простоватость решения. Преувеличенная передняя часть морды с маленькими горизонтально прорезанными щелочками-ноздрями и характерно вздернутым носом придают львиной маске облик какого-то фантастического животного, чему в немалой степени способствуют маленькие округлые уши и узкая пасть с мелкими острыми зубами, а также раскосость обработанных резцом глаз и некоторая «уплощенность» самой личины. И хотя почти все средневековые львиные маски, в том числе и те, что украшают византийские и западноевропейские двери, обнаруживают весьма отдаленное сходство с «реальными» львами, тем не менее новгородские накладные рукояти существенно отличаются как от византийских, так и западноевропейских более орнаментализованных и стилизованных образцов.

Западноевропейские художники подчеркивали пасть животного, оскал крупных больших зубов, пытаясь всячески придать устрашающий вид облику льва[39]. Византийские мастера интерпретировали львиные маски более сдержанно, но те и другие придавали большое значение гриве, завитки которой, то ниспадающие в хаотическом беспорядке, то выдержанные в четкой схеме, содействовали ощущению сходства с львиными головами. Новгородские безгривые маски, обнаруживающие сходства с личинами гнезнинских врат XII в.[40], представляют, таким образом, индивидуальную, отличительную особенность корсунских врат. Они, вероятно, положили начало традиции украшения русских, новгородских дверей личинами, лишенными грив, ибо подобные маски-рукоятки украшают васильевские «золоченые» двери 1336 г. и тверские врата XIV в. из Покровского собора г. Александрова.