Памятники средневековой латинской литературы X-XII веков

Близился час роковой; державцу могучему гибель
Нес он с собою; и было решенье судеб непреложно —
Дать преступленью свершиться и мир обречь на крушенье.
Зал огнями сверкал и весенним дышал ароматом,
В нем собрался народ и цвет вождей именитых.
Часть немалая дня прошла в беседах спокойных.
Царь, прибывших послов осыпав щедро дарами,
Их велел угостить и кравчим дал приказанье
Вина кругом обнести. И тот, кто в стольких сраженьях
Был всегда невредим и врагов разил, торжествуя,
Он, отец и властитель, здесь пал и погиб меж друзьями.
Холод его охватил и тело вдруг омертвело,
Меркло сознанье, колени слабели, лежал без движенья
Он на ложе своем; и дворец наполнился страхом
И погребальным смятеньем; но свой испуг не решились
Войску вожди сообщить; еще надежду питали,
Что поможет искусство врачей: ведь многих спасало
В тяжких болезнях оно. Когда же яд смертоносный
В жилы проник и сердца удары явили приметы
Близкой смерти, велел сам царь свое смертное ложе,
Вынесши в зал, в середине поставить; и рать, обезумев,
Вкруг него собралась и кучка вождей знаменитых,
Все утопали в слезах, раздирая лица ногтями.
Он же их взором обвел и сказал: «Найдется ль достойный
Вождь для войска такого, когда я землю покину?
Этой вселенной довольно я правил; под твердью небесной
Всем походам моим послушен был жребий счастливый.
Может быть, в смертного тела границах вмещаться устала
Эта душа — бытия моего исполнились сроки.
Предан деяньям людским, довольно я жил среди смертных,
Кончено все. И отныне я править на кручах Олимпа
Призван высшей судьбой, и зовет меня бездна эфира.
Царский меня ожидает престол, и в звездных палатах
Буду с Юпитером я решать мироздания тайны,
Путь мимолетных свершений людских и деянья бессмертных.
Снова против эфирных твердынь и воителей высших
Дерзко Этнейские братья свое поднимают оружье.
Цепи ослабил Пелор, держащие мышцы Тифона[543]

.Думают, видно, Юпитер уж дряхл и легко им удастся
Власть над светилами взять, богов победить и унизить.
Марс без меня избегает войны, с ними битвы страшится,
Так что Юпитер решил и высший совет, чтобы принял
Я против воли моей на себя заботу о царстве».
Это изрек он, и все, рыдая, его вопрошали,
Кто, по воле его, наследует царство над миром.
«Лучший, — он произнес, — достойнейший царства пусть будет
Вашим царем». Изменил ему голос слабевший; он перстень
С пальца снял золотой и вложил его в руки Пердикке[544].
И порешили вожди, что своею волею в царстве
Высшую власть он хотел Пердикке оставить в наследство.
Миг последний настал — и теплое жизни дыханье,
Хладное тело покинув, рассталось с темницей земною.
Вырвался дух на свободу, рассеявшись в веянье ветра.
Вот когда общая скорбь излилась в горчайших рыданьях,
Вот когда жалобы, крики и стон все сильней раздавались
И росло с каждым мигом смятенье толпы легковерной.
Воплей громовых таких в небесах не слышат светила
В час, когда звездную ось колеблют все четверо братьев.
О, человеческий род! Ты мог бы счастье изведать,
Если бы вечное благо хранил ты в уме и о смерти
Помнил всегда! Пред знатным она и пред низкорожденным
Встанет внезапно и душу в боренье великое ввергнет.
Если мы ищем богатств, если славы обманчивый облик
Смертных взор ослепляет, порхая на призрачных крыльях,
Если купить мы стремимся продажные почести мира,
Мы по пучинам плывем, опасностям жизнь подвергая,
Бурным вверяя волнам и себя и товар многоценный;
Льды альпийской зимы и грабителей шайки минуя,
К Ромула граду идем и твердыню алчного Рима
Мы увидеть спешим. И если дорогой надежной
В край родной возвратясь, мы отчизну снова увидим,
Там погибнем внезапно от легкой пустой лихорадки,
И рассыплется в прах, что копилось на долгие годы.
Вот великий пример! Казался мир ему тесен,
Ныне ж довольно ему и мраморной тесной гробницы,
В пять лишь пядей жилища! И в нем его славное тело
В скромной земле отдыхало, пока Птолемею[545] Египет
Не был назначен в удел; и, веленье судьбы выполняя,
Этот залог драгоценный, пред коим весь мир преклонялся.
В город он свой перенес, носивший властителя имя.
Сумрак густеет ночной, и Феб свой свет угашает,
Гонит усталых коней, свой путь склоняя к пучине.
Сложено много стихов, и пора со стихами проститься.
О Пиериды[546]! Пускай же отныне ваши напевы
Манят иные сердца! К роднику я приникну иному;
Раз лишь испив из него, мы найдем исцеленье от жажды!