Памятники средневековой латинской литературы X-XII веков

Второй великий вагантский поэт известен не по имени, а только по прозвищу: это Архипиита, «поэт поэтов», как он себя называет. Архипиита — образ совсем иного рода, чем Примас. Он тоже скиталец, он тоже бедняк, но у него нет той едкой мрачности, которая присутствует в стихах Примаса: вместо этого он бравирует легкостью, иронией и блеском. Он тоже попрошайничает почти в каждом стихотворении, но не с издевательским самоуничижением, как Примас, а с гордым вызовом, принимая подаяния как нечто заслуженное. Стих его легче и звонче, он реже пользуется метрическими размерами и чаще — ритмическими, более разговорными, он с великолепной иронической свободой рассеивает в своих стихах и библейские и античные реминисценции в самом неожиданном применении. Хоть он и упоминает о том, что страдает чахоткой, но стихи его светлее и оптимистичнее, чем стихи Примаса. По собственному признанию, он был из рыцарского рода и пошел в клирики только из любви к наукам и искусствам; светский лоск лежит на его стихах больше, чем у кого-либо из его латинских современников. Таково и его общественное положение: это почти «придворный поэт» императора Фридриха Барбароссы, его официальный покровитель — архиканцлер Рейнальд (Регинальд) Дассельский, архиепископ Кельнский, правая рука императора. Жизнь Архипииты выступает для нас из неизвестности всего на какие-нибудь пять-шесть лет — 1161—1165 гг. В эти годы написаны все десять сохранившихся от него стихотворений: в них мы находим его сперва в Италии в свите Рейнальда, сопровождавшего императора в походе против Милана (Рейнальд побуждал поэта написать эпос в честь Фридриха, поэт изысканнейшим образом отказывался — это стихотворение переведено ниже, — но потом все-таки был вынужден написать если не эпос, то оду в честь Фридриха, эффектную и блестящую), потом — в Вене, на возвратном пути в Германию, потом — в Кельне, потом — в Салерно, знаменитом медицинском центре, куда он отправился лечиться от чахотки, и наконец, после неудачного лечения, — опять в Германии. Стихи Архипииты широкого распространения не получили: это был слишком индивидуальный и слишком «локальный» мастер, чтобы ему можно было легко подражать. Однако одно из его десяти стихотворений представляет исключение — это знаменитая «Исповедь», с ее строками «В кабаке возьми меня, смерть, а не на ложе!..» и т. д.; рано утратив имя автора, она стала популярнейшим из всех вагантских стихотворений в Европе, перерабатываясь и контаминируясь с другими вагантскими «программными» стихами как истинное фольклорное произведение.

Третий классик вагантской поэзии, Вальтер Шатильонский (ок. 1135—1200) уже известен нам как автор эпической «Александреиды», один из самых ученых и классически образованных поэтов XII в. «Ученым поэтом» он остался и среди вагантов. Собственно, «бродячим клириком» его считать нельзя, бедняком он не был и всегда располагал каким-нибудь местом в каноникате, соборной школе или при дворе Генриха II. «Попрошайных» стихотворений, столь важных для Примаса или Архипииты, у него нет вовсе. Единственное стихотворение, в котором он просит пожаловать его приходом, обращено к самому папе и настолько полно патетических ламентаций о всеобщем падении нравов и знаний, что личная нота в нем совершенно теряется. Падение учености, отсутствие уважения к знаниям и знающим — главная тема жалоб и негодования Вальтера в большинстве его стихотворений: он ратует стихами не за себя, а за все ученое сословие. Поэтому для него особенно характерны сатирические и морально-обличительные стихотворения: ими он представлен и в нашей подборке. Главный предмет его обличений — богатые прелаты, их симония и непотизм; непосредственно папский престол он затрагивает лишь в одном стихотворении, «Обличить намерен я...» (может быть, оно даже принадлежит не Вальтеру, а его подражателю), которое именно поэтому стало одним из самых популярных во всей вагантской поэзии. Стиль Вальтера тоже несет отпечаток его «учености»: он любит эффектно развертываемые аллегории (так построено стихотворение «Для Сиона не смолчу я», где образы Сциллы и Харибды, скал, сирен и пр., нагроможденные в начале стихотворения, потом получают каждый свое отдельное толкование, так же построен «Стих о светопреставлении»), любит патетические антитезы, созвучия, игру слов (например, в «Обличении Рима»). Примаса легче всего представить себе читающим стихи в таверне, Архипииту — при дворе, а Вальтера — на проповеднической кафедре. Из трех поэтов он — самый «литературный»: он берет ходовые общедоступные мотивы и с помощью своего арсенала риторических средств, которыми он владеет в совершенстве, превращает их в образцовые стихотворения. Это относится не только к сатирическим, но и к традиционным лирическим темам — к стихам о любви, весне и свидании.