Памятники византийской литературы IV-IX веков

(5) А чтобы знали вы, что слова мои — не догадка, хочу поведать вам одну старинную повесть. Жил некогда муж, великий и дивный, славный по всей земле, блаженный Иов, подвижник благочестия, стяжавший венец победителя вселенной, прошедший все состязания, поставивший тысячи трофеев над диаволом. Он знал и богатство и бедность, и славу, и презрение, был и многочаден, и бесчаден. Жил он и в царских чертогах, жил и на гноище. Ходил в светлой одежде, а затем изъеден был червями. Ему прислуживали тысячи рабов, а после этого пришли к нему тысячи оскорблений, когда домашние ополчались на него, друзья поносили, жена злоумышляла. Сперва, как бы из источников каких, все стекалось к нему: огромное имущество, высшая власть, величайшая слава, мир и безопасность почести и ласки, здоровье, дети. И не было ничего горестного. Богатство его было в безопасности, благоденствие нерушимо, да это и понятно. Бог отовсюду оградил его. Но потом все рушилось. И дом его стал местом, куда непрерывно, одна за другой влетали тысячи бурь. Сразу все без остатка было отнято его имущество. Рабов и детей унесла насильственная, безвременная смерть. И не меч, не секира, а злой дух, сотрясший дом, зарезал их во время трапезы. И после этого жена направила против праведника оружие хитрости, а рабы и друзья — одни плевали ему в лицо, как сам он говорит: «Лица моего не пощадили от плевков»[148], — другие попирали его и выталкивали отовсюду из дома, пока жилищем его не стала помойная яма, где кишели черви. С этого адаманта текли кровь и гной, и он черепком соскабливал струпья, делаясь сам для себя палачом. Боль его была нескончаема, ночь — страшнее дня и день — ужаснее ночи, как сам он говорит: «Ложусь ли спать, говорю „когда наступит день?“- встаю ли — опять спрашиваю: „когда придет ночь?“ Страдания не покидают меня от вечера до утра»[149]. Все было для него стремнинами и скалами. Никто не шел его утешить, но тысячи людей начинали его бранить. Но и в такой буре при столь невыносимых волнах он с мужеством, неколебимо противостал всему. Причиной было то, о чем я говорил: богатый, он предугадывал бедность; здоровый, ждал болезни; став отцом стольких чад, опасался остаться вдруг бездетным. Страх перемен не покидал его, и эту тревогу он всегда носил в себе, зная природу дел человеческих и размышляя об их мимолетности. «Страх, которого я страшился, напал на меня, и опасность, которой я боялся, встретилась мне»[150]. Мысли его всегда были устремлены к этому, и он жил, ожидая и предугадывая. Поэтому его не смутили события. «Я не имел ни мира, ни покоя, ни отдыха, и наказание пришло ко мне»[151]. Не сказал он: «Я не имею мира, не имею покоя», — но «не имел мира» в минувшее время. Хотя дела мои располагали меня к высокомерию, но ожидание скорбей не давало мне покоя. Хотя чрезмерное благоденствие надмевало, тревога перед грядущим изгоняла беспечность. Если и вынужден бывал я вкусить настоящих благ, забота о будущем прерывала наслаждение. А когда увидал, как на деле сбываются его раздумья, то мужественно перенес это; и когда воочию увидел удары, насчитанные и предугаданные им заранее, то они не смутили его. О том же, что, владея имуществом, он не слишком привязан был к нему, послушай, что он говорит: «Разве я радовался обилию богатств? Разве в золоте полагал силу мою? Разве уповал на камень многоценный? Разве протягивал руку мою к несметному?»[152] Что говоришь ты, человек? Ты не рад был, когда богатство текло к тебе? — Ничуть! — отвечает он. — Почему же? — Потому что я видел его зыбкость и текучесть, видел, сколь непрочно владение им. «Я ведь вижу, как солнце всходит и заходит, как луна убывает, и его [богатства] нет у них»[153]. Говорит же он этим следующее: если небесные светила, постоянно сияющее, терпят изменения, солнце затмевается, а луна уменьшается, то не безумно ли земные дела почитать прочными, неизменными. Вот почему его не слишком веселило присутствие благ, и их потеря не слишком огорчила, ибо он знал хорошо их природу. Слыша это, и мы, возлюбленные, не станем тяготиться бедностью, не станем надмеваться богатством. И при превратностях житейских сохраним ум наш неколеблемым, пожнем плод мудрости, чтобы и нам вкусить наслаждения и будущие блага получить, которых все мы да удостоимся милостью и человеколюбием господа нашего Иисуса Христа.

Письма [154]

6. Олимпиаде[155]