Panacea (СИ)

Одичалая страсть тонко мешалась с желанием повременить. Хотелось слышать голос Тэхёна дольше, задавать ритм, но не мучать. Тэхён и не принимал за мучение, каждое действие Чонгука, его шепот на ушко, касание - становились наградой. Так долго ждать и получить сверх меры и больше. Не успевать насыщаться поцелуями, соприкасающимся пожаром кожи, теряться и находиться на ощупь вновь. Мягко развернув Тэ на живот, Чонгук вылизал его позвоночник, и тот зажевал простыни, в попытке растереться о твердую плоть. Волк нарочно не торопился, изводя их обоих.

Вся сдерживаемая страсть не помещалась Альфе в ладони, и он ссекал языком мурашки на шее, закусывал надплечья и сминал пальцами наливные ягодицы мужа. Они ютились в тесноте слепых объятий, разменивая минуты на поцелуи, мокро и глубоко задевая друг друга… и Тэхён, охмелев, оставлял белые росчерки на разгоряченных плечах.

Запах прянично-яблочный, не блудный, не приторный. Прижимаясь пахом, Чонгук захватил Тэхёна и, обманув поцелуем, легонько развел ноги, подхватил под поясницу и вошёл, вливая в мёд бедер белое вино и сдергивая завесу невинности. Их пульс скопился в одном напряженном толчке, и Тэхён, изгибаясь, всплеснул руками, скользнув ими по напрягшимся лопаткам, счертил трезубцы-царапины, выдыхая плёнкой по влажной шее Чонгука. Он задвигался, и Тэхён отвечал стоном, надламывая голос, зажимал его и старался придержать темп.

Плавно сотрясая ведьмино тело, Чонгук замедлялся, усаживал его на себя, перекатывал по ложу, не останавливаясь, и убедился, что достичь оргазма сложнее, а изнутри давит какое-то новое чувство. Им обоим нужно добраться до вершины.

Нечто застало их по диагонали, вымотанных, но не способных расстаться. Чонгук растерзал Тэхёна, оглушая поцелуем, а тот скрестил стопы на блестящей от пота пояснице, ощутил, как рвёт низ живота, и как Чонгук толкается сквозь вязкую жижу, и оттого еще горячее.

Любовь, любовь… Как её много, стекающей по скулам, таящейся в пятнышках-синяках, плачущей кровяными следами по запястьям, которые Чонгук прокусил, вылизал и вбил ладонями в перину, заводя над головой. Не сдался, не пощадил, ему нужен Тэхён, нужно их будущее.

Поволока на глазах. Дрожь в исступлении, Тэхёну так хотелось избавиться от неожиданно тяжелой ноши, от рези, от того, что создавалось в нём, степенно меняя. Заклинание, которое он ненавидел, обращалось с ним непомерно грубо, ссыпая битое стекло в грудь.

У Чонгука на руках сильно проступили вены, внутри Тэхёна невыносимо хорошо. И оба знают, как ему больно. Кости его охватила скручивающая леска, сознание отдалялось, уплывая, он всеми силами пытался удержаться за Чонгука, и за каким-то из хлопков о ягодицы - перестал слышать, потому что забился в припадке и зашелся мучительным криком, ныряя в черноту и выбираясь обратно.

Зажав в руках, Чонгук безотрывно разделял с ним долгие минуты оргазма. Платина волос точно переснялась ему на пальцы, он целовал покусанные губы и уже знал, что в Тэхёне теперь очень много от него. Тэхён зарыдал из-за кипящих эмоций, и его пришлось успокаивать, лаская до самого утра.

Рассвет Альфа и Альтара встречали держась за руки и влюбляясь заново под куполом нежного шепота.

***

Некоторое время Тэхён не замечал изменений, так же смеялся, размышлял, душевно болтал с Чимином и Хосоком, чему-то учился у отца и много читал. И, разве что, обнаружил привязанность иного толка к Чонгуку. Ему буквально не хотелось с ним расставаться, а настроение металось между замечательным и никаким. Тэхёна начало мутить и тошнить, и все его попытки наесться непременно оканчивались опустошением. Обостренное обоняние не давало ему покоя. Семейство поглядывало на него с понимающим ожиданием.

А Тэ дулся из-за пустяков, из-за того, что у Чонгука так много работы, а следом у Чимина, да и Хосока не выцепишь. Он ходил в гости к Лим, съедал её пироги и вкусности, играл с Таем и уходил от них под вечер, когда Чонгук возвращался домой.

Итак, однажды утром он высмотрел в зеркале округлившийся животик, улыбнулся и пошел показывать его спящему мужу.

— Знакомься, малыш, это твой папа. Бессовестный волк, который сопит, пока я тут надрываюсь и налаживаю диалог.

Чонгук проснулся, зевнул и с минуту додумывая, что от него хотят, просиял, приложился губами к пупку и сказал:

— Привет, крошка!

Он уложил Тэхёна рядом и чмокнул его в щеку.

— Я разве бессовестный?

— Безнадежно, — Тэ потрепал его волосы.

Волнительная радость. Тэхён взял ладонь Чонгука и приложил к животу. Трудно поверить, что это возможно. Им казалось, что сказка отдалена от них слоем страниц, а она здесь. Они гадали, девочка или мальчик, а потом целовались на завтрак и обрадовали родных и друзей только к обеду.

Позже Тэхёну пристало капризничать, прося что-нибудь, чего обязательно не оказывалось в пределах досягаемости. Потому Чонгук так часто телепортировался с Намджуном на юга за свежими персиками, на фермы за парным молоком и в ближайшую деревню за сухофруктами. Беременность и впрямь отличалась от людской. Живот рос быстрее, и состояние Тэхёна выравнивалось куда легче.