Станислав глянул на платье мельком, словно его одолевали мысли куда значительней, чем какое-то платье, да и сама Лиза. И смотрел при этом вглубь себя, но помнил при том, что воспитанным людям надобно поддерживать разговор с женщиной. Тем более с женой...
- Разбираешь вещи? - поинтересовался Станислав, усаживаясь в кресло, рядом с которым на банкетке она неосмотрительно оставила недочитанное письмо; муж тотчас протянул к нему руку. - Чей-то эпистолярный экзерсис. Пришел с сегодняшней почтой?
- Письмо адресовано мне, - сухо заметила Лиза.
- Разве между нами могут быть тайны, дорогая? - укоризненно заметил он.
- Могут! Например, для меня тайна, где ты провел прошлую ночь?
- Какие пустяки! Если бы ты меня спросила, я бы тебе сразу ответил: был в гостях у Евы Шиманской. Представляешь, у бедняжки горе: её дочь, которую она оставила в одном итальянском монастыре, умерла от холеры. Такая жалость! В тех краях как раз случилась эпидемия.
- Но разве она не была также и твоей дочерью?
- Ева говорила, что это так, - кивнул он. - Тебе, кстати, очень идет это платье. На его фоне твои глаза - как два изумруда... Обещай, что выполнишь мою просьбу.
- Но как я могу обещать заранее? - не согласилась Лиза. - А вдруг я не смогу её выполнить?
- Ты слишком независима, урожденная Астахова. Другая на твоем месте больше доверяла бы своему супругу... Не снимай платье, я сейчас приду!
Она стояла перед зеркалом, не зная, что и думать. Письмо, как бы по рассеянности, Станислав положил в свой карман. Лиза может так и не узнать, о чем написала ей Милочка, ведь оно состояло из нескольких страниц. Мелькнула мысль: "Сейчас возьмет и уйдет куда-нибудь, а я буду стоять здесь, как памятник..." Но почти тут же она услышала шаги возвращающегося мужа.
Он протянул Лизе не что иное, как диадему - даже на первый взгляд такую дорогую, что Лиза не решалась протянуть к ней руку. Но и хороша она была несказанно. По тонкой вязи платинового узора были рассыпаны бриллианты, к центру диадемы все увеличивающиеся в размерах. В середине этого диковинного украшения светился рубин размером с лесной орех.
- Эта диадема стоит половины Кракова! 1197 ) вырвалось у Лизы.
- Она - дорогая, - кивнул Станислав, опять усаживаясь в кресло. Надень, я хочу посмотреть, к лицу ли она тебе?
Лиза послушно надела и повернулась к зеркалу. Теперь с диадемой она и вовсе выглядела королевой.
- Мы пойдем на день рождения Теодора? - осторожно спросила она, встречая взгляд мужа в зеркале.
- Он ведь пригласил нас? Я уже купил подарок, - медленно проговорил Станислав. - Оставил его в гостиной. Пойдем к ужину, ты сможешь посмотреть... Однако диадема все же очень тебе к лицу.
Лиза мучительно подыскивала слова, чтобы обратиться к нему с очередной фразой, потому что он мог усмотреть в них что угодно: и непочтение, и намек, и обиду, а ей так не хотелось нарушать это хрупкое согласие.
- Станислав, - сказала она, - это письмо от моей петербургской подруги, я не успела его прочесть.
- Какое письмо? - вроде не понял он.
- То, что у тебя в кармане, - ответила Лиза, против воли опять теряя терпение.
- Но, но, - шутливо замахал он руками, - только, пожалуйста, без колдовства! Я даже прочту его тебе вслух. Твоя подруга пишет о вашем, о женском, это я пропущу, а вот интересно: "Объявился в Петербурге твой брат Николай. Приехал с женой. Не то с казашкой, не то с туркменкой. Говорят, дочь тамошнего хана, если я правильно разбираюсь в азиатских титулах... Отец твой, кажется, уезжает в Италию. Обещался написать тебе оттуда..." Уверяю тебя, Лиза, больше здесь нет ничего интересного...
Он опять спрятал письмо в карман и проговорил:
- Прошу тебя, иди к ужину в этом платье и в диадеме. Я буду чувствовать себя, как на приеме в королевском дворце.
Он предложил ей руку, которую она приняла. И теперь шла рядом с мужем, но чувствовала себя так, будто играла в спектакле и при этом совершенно не знала своей роли.
Стол им опять накрыл Казик. Станислав отослал его, и Лиза, вглядываясь в по-прежнему спокойное лицо Станислава, сказала:
- Мне бы хотелось поговорить с тобой.
- Непременно сейчас? - скривился он.
Лиза подумала, что ей стоит поторопиться, пока раздражение не разгорелось в нем, как костер от сухих дров.
- Ты стал избегать меня... Нет, нет, я не хочу просить тебя опять ко мне вернуться...
- Вот как? - он как-то странно усмехнулся, . - Ты больше не испытываешь потребности в моем обществе?
Она могла бы сказать, что ей был навязан союз, который она приняла... Кстати, а за что она его приняла? За любовь? Остренького ей захотелось, приключений, роковой страсти. С Жемчужниковым этого бы не было, там все выглядело слишком ясно и просто, благообразно, что ли... Значит, она получила то, что хотела. Даже с избытком.
- Ты ведь не любишь меня, Стас, не так ли? - она сказала это утвердительно.
- Стас! - повторил он. - У тебя не нашлось для меня ни одного ласкового слова.
- Это потому, что ты в них не нуждался.
- Ласки хочется каждому человеку.