- Ох, боюсь я таких подарков, Стан, - пожурила Лизиного мужа мать именинника. - Воинственность у мужчин в крови, они не любят, чтобы оружие лежало без дела!
- Пустяки, матушка Жозефа, - стал успокаивать её Станислав, - это же антиквариат. Восемнадцатый век. Когда ваш Тьерри женится, эти пистолеты станут первыми в его коллекции оружия. Женатому человеку будет не до войны, это я по себе знаю...
Он посмотрел на Лизу и заговорщицки ей подмигнул. Она с тоской подумала, что у её мужа так много личин, что добраться до истинной удается немногим.
- ... И я думаю, она вся будет лежать, как вы говорите, без дела. Лишь радовать глаз старого воина!
- Ладно, проказник, ты всегда выкрутишься! А что это твоя супруга бледна? Не захворала ли?
Теодор как раз в это время целовал руку Лизы, но при словах матери встрепенулся и заглянул молодой женщине в лицо.
Лиза улыбнулась его беспокойству:
- Пустяки, меня всего лишь слегка укачало.
Краем глаза она видела, как Станислав что-то шепнул матери Теодора, кивнув на Лизу. Та сразу разулыбалась: мол, тогда все ясно. Подозвала одну из служанок:
- Доротка, отведи её сиятельство в дамскую комнату. Помоги поправить прическу, слегка попудриться. В общем, ты знаешь, что делать.
А когда Лиза проходила мимо нее, тихонько шепнула:
- Вам нужно нанести на щеки немного румян, и никто ничего не заметит. Поздравляю, я очень за вас рада.
Лиза поняла, что Станислав рассказал о её беременности. "Боже мой, подумала Лиза. - Во всех домах Станислава принимают с распростертыми объятиями, все считают его милейшим человеком, и никто не понимает его сути. Разве может быть так, что он раскрывается передо мной только самой плохой своей стороной?"
Она пошла за прислугой и действительно увидела, что её лицо, обычно такое розовощекое, вмиг будто растеряло все свои краски, так что пришлось последовать совету хозяйки дома и воспользоваться румянами, которые прежде были ей не нужны.
"Можно подумать, супруг пьет из меня кровь!" - с усмешкой подумала она.
Лиза сначала не хотела надевать диадему - их ожидал не пышный прием, а скромное семейное торжество, но в последний момент передумала. Станислав так упорно пытался приземлить Лизу и в глазах других, и в её собственных, что она решила быть по-королевски величественной.
Когда она вышла к собравшимся, все дружно ахнули. Горничная Янковичей оказалась сообразительной, поняла Лизу с полуслова, но посоветовала розы из прически и с корсажа убрать - пусть останется только диадема и как бы в комплект к ней - скромное бриллиантовое ожерелье.
Теодор предложил ей руку и подвел к мужу, кажется, не в силах оторвать от Лизы глаз.
- Желание именинника - закон? - спросил он нарочито строго.
- Закон, как ни крути! - согласился Станислав.
- Тогда я объявляю: княгиня Елизавета Николаевна сегодня весь вечер сидит подле меня и каждый второй танец танцует только со мной! Надеюсь, никто не станет это оспаривать.
- Никто не смеет, ваше величество! - шутливо склонился перед ним Станислав, и Лиза с удивлением увидела, что он может искренне и весело дурачиться. - Где ещё найти такого доброго короля, чтобы один из каждых двух танцев первой дамы он отдавал своим придворным!
- Вы не обиделись, Елизавета Николаевна? - обеспокоенно поинтересовался у неё Теодор.
- Помилуйте, на что же мне обижаться! - улыбнулась Лиза. - Можно сказать, вы провозгласили меня королевой бала. Разве это не честь?
- Жаль, что сегодня у нас немного гостей! - с жаром проговорил Янкович. - Мне хотелось бы объявить вас королевой на весь белый свет... Но, к сожалению, я вынужден молчать. Нет, мне не жаль, что сегодня в гостях у нас только самые близкие люди, ведь я могу не отвлекаться на посторонних, на ненужную суету и празднословие.
- Меня пугает ваша серьезность, - сказала Лиза.
Она сидела за столом, где было всего двенадцать человек, и слышала, как мать Теодора жаловалась её мужу:
- Где это видано, свой день рождения не отметить как следует. Я предложила Тьерри пригласить большой оркестр, украсить танцзал. Слава Деве Марии, у нас достаточно комнат, чтобы принять гостей, но он уперся, и ни в какую: только мы, родные, и Поплавские!
Справа от Лизы за столом сидел Янкович-старший, которого жена звала Ежи, а дети, соответственно, папа Ежи. Лиза прежде не встречала человека столь добродушного и располагающего к себе с первой минуты общения.
Природа вылепила его черты, особенно не отшлифовывая, словно ей недосуг было с ними возиться. На первый взгляд они были грубоваты и незатейливы, но огонь, который вложил в его душу господь, по-особому освещал это примечательное лицо.
Так же, как и сын, он был высок и широкоплеч. Подбородок его сильно утяжелял лицо, а рыжие кустистые брови походили на жесткую траву равнины, из-под зарослей которой на вас глядят умные приветливые глаза.
Что-то в повадках Ежи напоминало Валериана Жемчужникова, но, очевидно, Янковичу недоставало предприимчивости и деловой хватки. Хотя его семья не слишком бедствовала, но и не процветала.