Пани колдунья

Но как бы то ни было, дальше тянуть не имело смысла, и однажды Лиза, выходя к завтраку, буквально поймала Станислава за полу сюртука. Вторую неделю он спал в своей комнате, забыв о том, что обещал никогда не оставлять её одну. В общем, она остановила его и сказала:

- Постарайся выделить сегодня для меня немного своего драгоценного времени - мне необходимо с тобой серьезно поговорить.

- Меня ждут дела! - резко возразил он.

- Ну раз все, что касается нашей с тобой жизни, не стоит даже получаса, уложусь в полминуты.

- Начинай, - снисходительно кивнул Станислав, облокотясь о перила они с Лизой стояли на площадке второго этажа у лестницы.

- Я беременна. У тебя скоро будет сын, а значит, ты станешь отцом. Спасибо, что выслушал. Счастливого пути!

Она стала спускаться по лестнице и, полуобернувшись, добавила:

- Не правда ли, понадобилось ещё меньше времени, чем я просила.

Он на мгновение застыл, а потом бросился следом за нею.

- Я стану отцом? Ты говоришь это серьезно?

- Не понимаю твоего удивления, - Лиза продолжала спускаться, не сбавляя шага. - Разве ты не знаешь, что женщины иногда беременеют и у них рождаются дети?

- Перестань притворяться, будто это ничего не значащее событие! закричал Станислав и уже посреди гостиной схватил жену за локоть и развернул лицом к себе: - У меня будет сын?

- Не понимаю, в чем ты сомневаешься: в том, что у тебя будет сын, или в том, что этот сын - твой?

Лиза потом не могла понять, что заставило её произнести эти роковые слова? Она хотела пошутить, но объект для шутки выбрала неудачно. Вернее, она пошутила так, как на её месте пошутил бы Станислав: зло и не слишком остроумно. Или это выплеснулось наружу раздражение, владевшее ею уже много дней? Как бы то ни было, ей хотелось уязвить Станислава, и она своего добилась.

Этот опасный опыт ещё раз убедил Лизу в том, что "одержимость бесом" проявляется в Поплавском безо всякой подготовки, моментально. Достаточно одного слова, одного прикосновения, чтобы в его глазах зажегся дьявольский огонь, от которого бросит в страх и более опытного и знающего человека, чем восемнадцатилетняя женщина.

Дальше с точки зрения Лизы начался ужас: Станислав схватил с подставки, на которой перекрещивались лезвиями два турецких кинжала, один из клинков и бросился к Лизе.

- Ты посмела? За моей спиной? Значит, это было не только кокетство, как ты пыталась меня в том уверить? Значит, то, что мне говорили, правда...

Она не стала рисковать и гадать, пустит он в ход кинжал или нет, а просто выставила навстречу ему ладонь и сказала:

- Стой!

Станислав замер. Все его члены странным образом перестали его слушаться, кинжал со стуком упал на пол, а он не мог пошевелиться, как ни старался.

Лиза и сама удивилась собственной силе: вот, оказывается, что она может!

Она не спеша обошла его, села в кресло и заговорила:

- Я не знаю, кто тебе сплетничает обо мне и что. Я не хочу допытываться, что вмиг испортило наши и без того прохладные отношения. Но я хочу поставить тебя в известность, что ты никогда не сможешь впредь не только меня ударить, а и вообще поднять на меня руку.

Лиза не спеша села за стол, налила в кофе сливки и небрежно махнула рукой:

- А теперь иди. Ты, кажется, куда-то торопился?

Станислав осторожно оторвал одну ногу от пола, потом другую, шагнул. Посмотрел на свои руки, которые опять стали его слушаться, и вполголоса проговорил, с долей презрения:

- Ведьма!

Глава шестнадцатая

Он медленно вышел, по-прежнему осторожно ступая, словно боялся, что его тело опять ему откажет. Вскоре Лиза услышала топот копыт его коня, и тут же выражение некоторой бесшабашности исчезло с её лица, уступая место досаде и разочарованию: не таким она представляла себе его отклик на свое сообщение. Как будто он вновь её провел, повернулся стороной ещё хуже прежней, и опять у неё от бессилия опустились руки.

Ей казалось, что она день за днем бьется в стенку лбом, но, конечно же, не может её пробить, а лишь набивает себе шишку за шишкой.

Как княгиня ни старалась выглядеть безразличной, словечко, которым стегнул её Станислав, ещё долго стояло у неё в ушах. Дело даже не в том, какой он смысл в него вложил, а каким тоном произнес.

Полдня она слонялась по замку, не в силах взяться за какое-нибудь дело, пока наконец Василиса не позвала её в свою комнату, где напоила горячим чаем с травами, которые сама собирала.

И когда Лиза блаженно откинулась на спинку стула, чувствуя, как покидает её тяжесть, из-за которой для неё померкли даже краски солнечного летнего дня, Василиса шутливо спросила:

- Ну как, Елизавета Николаевна, пришли ли вы в себя настолько, чтобы поведать своей экономке, что опять произошло между вами и князем, отчего он выехал из замка в самом дурном расположении духа?

- Я бы давно рассказала вам обо всем, Василиса Матвеевна, - с тяжелым вздохом проговорила Лиза, - но мой рассказ скорей напугает вас, чем развлечет...

- Не такая уж я охотница до веселья, - покачала головой Василиса, - а что может напугать меня после стольких лет жизни под одной крышей с князем Поплавским-старшим, трудно и придумать.