Сон у Катерины нарушился, причём эти нарушения характеризовались не только трудностью засыпания, но и стандартным пробуждением в 3 часа ночи. Катерина просыпалась, как от внутреннего толчка, с сердцебиением и чувством тревоги. Даже корвалол, бывший сначала спасительным средством, теперь перестал помогать. В этом состоянии Катерина отправлялась на кухню, готовила себе какую-нибудь еду, ела, после чего тревога прекращалась и она могла, наконец, уснуть.
Визиты Катерины к врачам были безрезультатны. Её просили успокоиться и не нервничать, говорили, что все показатели у неё в пределах «возрастной нормы», из чего Катерина, конечно, делала вывод, что врачи просто хотят от неё «отвязаться».
Депрессия у Катерины только нарастала, и наконец после очередной рекомендации врача обратиться за психологической помощью она согласилась взять направление в Клинику неврозов им. академика И. П. Павлова.
Впрочем, по её словам, ничего хорошего от этой госпитализации она не ждала. «Хотят сдать меня в психушку, а у меня не голова, а сердце», – заявила она мне на первой же нашей встрече.
Вот, в общих чертах, история Катерины. Достаточно типичная и, конечно, вызывающая большое сочувствие. Формально говоря, ситуацию Катерины, конечно, не назовёшь трагической: она переехала на новое место жительства, «в тёплые края», в отдельную квартиру. Казалось бы, живи и радуйся!
Но привыкнуть к новой жизни непросто: психика вынуждена перестраиваться, а организм – перенапрягаться.
И тут ещё одно к одному, сплошные несчастья: болезнь родственников (которые, в сущности, были для Катерины малознакомыми людьми), необходимость их обслуживать, сложности, связанные с медицинской помощью.
Разумеется, всё это выбило организм Катерины из колеи, появились симптомы его «дистонии». Всё это вполне естественные реакции, и говорить о болезни нельзя, но нарушение каких-то функций регуляции организма приводит к сбоям и дискомфорту.
При этом в голове Катерины страхов, связанных со здоровьем, было предостаточно. Она вспоминала скоропостижную смерть своего мужа, наблюдала, как медленно, фактически у неё на руках, один за другим умерли два человека. Кроме прочего, она насмотрелась в больницах «всяческих ужасов». И всё это, безусловно, создало в ней психологическую настроенность, прямо скажем, далёкую от оптимистичной.
Плюс, конечно, Катерина не могла не думать о том, что с ней-то будет, когда она состарится, кто за ней будет ухаживать? Это тоже сильно пугало: «Страшно было об этом думать», – признавалась мне потом Катерина.
Когда «всё закончилось», Катерина, во-первых, столкнулась с очередным кризисом адаптации к новой жизни, а во-вторых, внимание Катерины, занятое прежде родственниками, теперь обратилось к симптомам её собственного физического недомогания.
Заметив эти симптомы, растревоженное пугающими образами болезни воображение Катерины нарисовало ей ужасные картины. Перепугавшись ещё больше прежнего, она бросилась к врачам, а те проявили свойственную им в подобных ситуациях сдержанность. И закрутилось…
Что нам оставалось? Мы начали со страхов Катерины, избавляясь от них самым категорическим образом. Потом прояснили для себя все этапы развития её невроза и убедились в том, что это именно невроз, а никакое не «сердечное заболевание», от которого «мрут» немедленно. И уже после этого нам предстояло разработать для Катерины план её «вживания в новую жизнь». Ей предстояло привыкнуть к своей новой жизни, обжиться в ней.
Мы встретились по прошествии трёх лет. Несмотря на развитие гипертонической болезни с доброкачественным течением, обусловленной возрастом, сама Катерина оценивала своё состояние как хорошее.
Прежние приступы больше её не преследовали, не было признаков тревожно-депрессивного расстройства, нормализовался сон. Сейчас Катерина работает в детском саду нянечкой, подружилась с несколькими сверстницами, с которыми у неё «культурная программа».
Но так ли развивалась бы ситуация, если бы Катерина вовремя не «взялась за голову»? Скорее всего, нет. Длительное переживание тревоги в таком возрасте неизбежно привело бы к тяжёлой соматизации и утрате работоспособности.