Паноптикум

Вика падает на песок перед продавцом. Наваждение исчезает как не бывало. И вот все уже как прежде, только Вика лежит на боку. Дима вскакивает с места и бежит к ней. В голове у него все плывет и кружится.

— Что произошло? — кричит он продавцу, опускаясь на колени возле жены.

— Я не знаю, — трепещет мужичок, — она делала заказ, а потом вдруг упала. Я ничего не знаю, может быть, это солнечный удар?

«Удар. Солнечный удар», — думает Дима и понимает, что это скорее ламповый удар, а вовсе не солнечный. Викино лицо такое бледное, точно и не было у нее этого классного полумулаточного загара. Он трогает ее, хлопает по щекам, пытается разбудить, но все тщетно. Неужели она все? Кончился завод? Дима кричит. Его кто-то оттаскивает от тела жены. Люди сгибаются над женщиной. Кто-то звонит в скорую. А где же дети, дети? — крутится в его голове. Может, и их уже нет, может, огромный глубоководный кальмар утащил их своим хваталками на дно моря, пока они тут все столпились вокруг бездыханного тела? Это была уже не его жена, а чучело. А где же тогда была Вика? Ведь есть закон сохранения энергии и информации, разве не так?

— Песчинок на этом пляже в триллионы раз меньше, чем миров, — вдруг слышит он голос над своей головой. Дима смотрит наверх и видит мужчину в солнцезащитных очках. Волосы у него короткие и седые, а лицо как у актера. Что за черт?

— А? — сипит Дима, не в силах произнести что-то более вразумительное.

— Помнишь, я говорил тебе, что выполню свою часть сделки? — мужчина улыбается.

— Часть сделки, — тупо повторяет за ним Дима, едва шевеля губами. Глаза у него расфокусированы, он не понимает, где находится.

— Да. Я выполнил ее. — Мужчина улыбается, да так широко! — Освежись, парень, — он дает ему стакан с лимонадом, с тем самым, что Дима пил, лежа на соломенной подстилке, но откуда этот лимонад у мужчины? И где дети, дети?!

— Кто ты? — хрипит Дмитрий, а в груди его разрастается дыра размером с квазар.

— Я — Билл, — отвечает мужчина и смеется. Он наклоняется к Диме и хлопает себя по коленям. Ноги его в брюках, отутюженных, да со стрелками, а торс обернут гавайской рубашкой.

— Билл? — переспрашивает дрожащим голосом Дима.

— Да, Билл! — гаркает седой мужчина и заливается таким хохотом, что этот звук перекрывает собой даже стук крови в ушах у Димы.

— Что тебе нужно? Это ты сделал… сделал… — Дима с трудом встает с песка, ему очень трудно держать себя на ногах, словно он выпил очень много снотворного.

— Мы ждем тебя в Полигоне, — отвечает Билл, отсмеявшись. — Твой дядюшка уже тоже с нами. Надоело старику у себя в огороде возиться, сорняки там полоть и прочей фигней заниматься, да и от этих детских игр с газовыми плитами и всякими сушилками он тоже устал, захотел чего-то по-настоящему серьезного, взрослого, так что он теперь тоже с нами. И ты приезжай. Ты знаешь адрес. Полигон работает день и ночь. И не только тут. Он есть и в параллельных вселенных. Мы знаем кое-что о мирах, парень. И тебе это нужно, поверь. Я же помню тебя еще ребенком. Тебя всегда тянуло к звездам, и ты не боялся об них обжечься.

— О чем ты? — бормочет Дима, но Билл уже разворачивается и уходит. Он идет так быстро, что нет совершенно никакой возможности его окликнуть. А Дима остается в одиночестве с пластиковым стаканом желтоватой пузырящейся жидкости в руках. Он не знает, где его жена, не знает, где его дети, не знает, где он сам и… А что он вообще знает?

Солнце ослепляет Диму и на мгновение переводит картинку происходящего в негатив. Тогда-то он и замечает это, ползущее по земле синими подергивающимися змеями, электричество. Э-лек-три-чест-во, — думает он и кое-что припоминает.

«Полученные данные свидетельствуют о том, что в человеческой жизни одну из важнейших ролей играет аксиальный ток, являющийся преобразователем частиц на уровне четырех измерений, создавая, таким образом, экспоненциально большое количество параллельных вселенных за счет постоянных состояний суперпозиций, которые задают свои вопросы, что требуют незамедлительного ответа, каждую долю миллиардной части мгновения, тем самым разветвляя Вселенское древо таким огромным количеством самых разных вариантов, что самому Богу становится как-то не по себе… А на этом у меня все, жду вас на следующей лекции через неделю», — завершает свое выступление седовласый диктор. После чего все потухает. Но не навсегда. А жаль.

Ловец снов

Ловец снов висел над кроватью мальчика и покачивался в лунном свете, отбрасывая причудливую, напоминающую водоросли тень на красный, с абстрактным орнаментом, ковер. Сонный паук в углу под потолком медленно потягивал лапками паутину, а за окном слышался тихий шелест листьев, похожий на речь человека, у которого нет ни единого зуба. Таинственный темный экстракт ночи, разлитый по воздуху, наполнял его запахом свежести и какой-то причудливой диковинной травы. Запах этот был полон ноток грустной ностальгии по чему-то такому же далекому, как белые точки звезд в небе.