Паноптикум

Госпожа Ковач наслаждалась всеобщим восторженным удивлением, окружавшим ее золотую цепь. Даже совсем мало знакомые люди оборачивались ей вслед: в этой золотой цепи, обвившейся вокруг шеи, все видели символ упорядоченной обывательской жизни, пунктуальную уплату по всем счетам, апофеоз морали, согласно которой каждая работа дает свои плоды. Эта золотая цепь и внешне и внутренне определяла представление госпожи Ковач о мещанском «жизненном идеале».

Вся улица задалась теперь лишь одной целью: мясник намеревался подарить своей жене такую же цепь, бакалейщик тоже, а москательщик хотел купить еще более дорогую, но это только потому, что он изменял жене. Он отлично знал, что измена стоит денег. Именно таким образом юбилейный подарок стал символом!

Один лишь господин Ковач скромничал, когда разговор заходил о золотой цепи. С каким-то нервным беспокойством отметал он от себя пересуды, волнами расходившиеся во все стороны от подаренного им жене золотого ожерелья.

— Не стоит толковать об этом, — говорил он, покачивая головой. — Как можно так много болтать о какой-то цепи? Это обыкновенная цепь, и все.

Он избегал дальнейших разговоров на эту тему.

Госпожа Ковач надевала свое ожерелье только в исключительно важных случаях, а остальное время цепь покоилась в выложенном ватой футляре. Но люди знали, что цепь существует, что лучи ее нимбом обывательского благополучия сияют над обычно растрепанными волосами госпожи Ковач.

Прошло четыре года, и однажды перед самым закрытием магазина на господина Ковача напал такой сильный приступ астмы, что от его кашля сдуло с полки все тетради и перья. Это случилось в среду днем, ровно в пять часов пятьдесят минут. Время, когда свершилось это событие, было с точностью до секунды зафиксировано мальчиком на побегушках Чуреком. Госпожу Ковач, как всегда, очень рассердил этот безудержный кашель, хотя она прекрасно знала, что приступа астмы человек сдержать не в силах. И все-таки она возмущенно закричала:

— Закрывай рот рукой, когда кашляешь!

Ковач только нервно дернул головой, как человек, по горло сытый этими глупыми замечаниями.

Госпожа Ковач подобрала упавшие на пол вещи, самым обстоятельным образом доводя до сведения присутствующих, какое вредное влияние оказывает беспорядок на счастье торговой и семейной жизни.

— Вот посмотри, пожалуйста, на эту тетрадку, как она испачкалась на полу!.. Черт возьми, ты что, не видишь, что наступил прямо на перо?..

Ковач опять нервно дернул головой и продолжал кашлять, не обращая никакого внимания на нравоучения жены.

В шесть часов пятьдесят минут все жилы у него на лбу вздулись, а лицо стало таким багровым, как небо перед заходом солнца.

Пробило ровно семь, когда Ковач повернулся к стенным часам и между приступами астмы промычал жалким голосом:

— Пора кончать…

В семь часов и одну минуту хозяин магазина упал на пол мертвый.

Госпожа Ковач взвизгнула и тут же послала за врачом, который, однако, сказал ей всего лишь:

— Примите мои соболезнования…

— Капут? — спросила жена.

Врача удивил такой вопрос, но он состроил серьезную мину и повторил:

— Самым абсолютным образом капут!

На другой день госпоже Ковач пришлось много побегать и похлопотать. Во-первых, надо было сообщить куда следует, что господин Ковач выбыл из жизни, а для этого необходимо было представить его свидетельство о рождении в доказательство того, что покойник не только умер, но когда-то, задолго до этого, еще и родился; во-вторых, надо было торговаться — всем известно, что торговаться надо во всех случаях жизни — даже с похоронным бюро. А для того, чтобы родная земля легла на покойника легким и дешевым пухом, надо было сослаться на его религиозные убеждения. Затем нужно еще достать одежду, чтобы обрядить усопшего. Придется отдать для этой цели красивый черный костюм, совсем еще новый: всего полгода, как господин Ковач сшил его себе у портного, заплатив за него кругленькую сумму в двести восемьдесят пенгё. А ведь и другой черный костюм тоже еще совсем хорош, но черт с ним, в минуты траура нельзя быть мелочной… Госпоже Ковач даже стало немного стыдно из-за мыслей о костюме, но ведь ей еще надо просить об отсрочке уплаты налогов, которая ей полагается ввиду такого исключительного случая, принимать визитеров, пришедших выразить свое соболезнование, и так далее.

Одним словом, господин Ковач своей смертью вызвал страшную сумятицу. Похороны, однако, прошли прекрасно, вдова была ими вполне удовлетворена, она даже сказала, что устроила своему мужу «отличные похороны». Присутствовали все, кто имел хоть какой-либо вес в обществе; тех же, кого не было на кладбище, госпожа Ковач вообще не принимала в расчет.

Священник кратко, но прочувствованно описал характерные свойства усопшего. Пока он говорил, госпожа Ковач чуть-чуть приподняла крышку гроба, чтобы еще раз взглянуть на своего мужа. Голова у покойника была большая и лысая, она казалась восковой, губы вежливо улыбались, как у всех, кто вполне уверен, что попадет в рай.