Паноптикум

Но все-таки это раздражало. В конце концов человек умирает всего лишь раз, всю жизнь готовится он к смерти и, вполне естественно, не может радоваться, когда ему таким образом срывают сие торжественное событие.

Господин в пенсне продолжал листать газету, но напрасно я искал свое имя. На второй странице и даже на третьей писали только о внезапной смерти министра просвещения. Может быть, обо мне вообще ничего нет в газете? Сумели же прямо над интервью с женой министра втиснуть рекламу фабрики зубных щеток! Неужели же для меня не могли найти местечка, если уж не на первой странице, то хотя бы на третьей или на четвертой?! Неужели не нашлось для меня несколько милосердных эпитетов неграмотно построенных предложений и опечаток?

Господин в пенсне просматривал уже четвертую страницу. Из подробных отчетов я узнал, что министра хватил удар во время речи, которую он произносил на банкете, и он тут же свалился замертво. Корреспондент рассказывал, как министр, развивая мысль о том, что «мы нуждаемся в первую очередь не в образованных, а в прилежных людях», вдруг запнулся и рухнул на богато уставленный яствами стол, попав рукой в блюдо со шпинатом. Когда пришел врач, министр был уже мертв.

Господин в пенсне не спеша смаковал газету, она ему нравилась: в ней есть интересные новости, и она вполне стоит своих двадцати филлеров. Жаль только, что на пятой странице информация о смерти министра окончилась. Может быть, на шестой странице буду я? И на шестой меня нет! Здесь видный политический деятель заявляет, что «мы уже покончили с нашими бедами». На седьмой странице ученый говорит, что никаких бед у нас нет вообще, что одним нажатием кнопки мы можем уничтожить всякого, стоит только захотеть. Господин в пенсне покачал головой и стал листать дальше. Вот он дошел до двенадцатой страницы, скоро начнутся мелкие объявления, а меня все еще нет. Тринадцатая страница. Известная артистка говорит о будущем театральном сезоне, о своих планах и мечтах. Четырнадцатая страница! Наконец-то! Наверху страницы большая статья о валютчике, а под ней некролог.

Я только собрался прочитать его, как господин в пенсне перевернул страницу. Он прав. Нельзя же все время читать о покойниках! Хватит и министра просвещения на сегодняшний день. Господин удовлетворенно потянулся и попросил официанта принести ему чашечку кофе с капелькой взбитых сливок.

Грустно удалился я от господина в пенсне. Что мне делать теперь? Посетители кафе постепенно расходились.

Мои коллеги писатели уже покинули кафе; в удобных креслицах осталось лишь немногие читатели. Они непринужденно беседовали между собой, речь их текла плавно, они ругали весь свет и только изредка употребляли хвалебные эпитеты. Я спросил самого себя: «Почему эти люди не опечалены? Ведь в этот безнадежно душный вечер умер видный венгерский писатель?»

Но люди не печалились, не хвалили и не ругали меня, и это было совершенно естественно: ведь и младенцы сосут материнскую грудь, не восхваляя ее молока.

Я бесцельно носился по улицам. Краски природы изменялись ежеминутно. Темнота ночи постепенно рассеивалась.

Потом на востоке с самого края неба появилась узкая алая полоска и залила пастельными красками весь город. Первыми приступили к исполнению своих обязанностей птицы, молочники и подметальщики улиц. Легкий ветерок зашевелил листьями деревьев, нищие стали потягиваться и зевать на лавках, на сонных улицах раздавался стук подбитых гвоздями башмаков заядлых экскурсантов. Становилось все светлее, и вот уже первые лучи солнца заиграли на листве деревьев и на стенах домов. И сразу стало жарко. Я решил сделать привал на огромной площади. Вокруг стояли нарядные правительственные здания, середина площади была пуста. Я подумал про себя: «До чего голая площадь! Надо бы поставить посередине памятник!»

Неизвестно, какое направление приняли бы мои мысли, если бы нечаянное происшествие не нарушило моих рассветных мечтаний. В двух-трех шагах бродила похожая на меня призрачная фигура, равнодушно взиравшая на мир. Видно было, что наша встреча для нее так же неожиданна, как и для меня. Мы оба немного смутились, вероятно, даже застыдились.

Сначала мы только переглядывались, делая вид, что не замечаем друг друга, но одиночество, общность судьбы и любопытство побудили нас вступить в разговор. Признаюсь, я был страшно смущен, так как не знал, с чего начать. Наконец я решился и спросил:

— А с вами как это случилось? Долго страдали?

Мой собеседник любезно улыбнулся и ответил:

— Нет! Благодарение всемогущему! Он послал мне легкую и красивую смерть. Именно о такой смерти я молился в течение всей своей жизни отцу небесному. Меня хватил удар.

— Господь бог внял вашей просьбе, — заметил я.

— Именно так! — ответил призрак и глубоко вздохнул.

Мы немного помолчали, потом стал задавать вопросы он:

— Разрешите поинтересоваться, что вы делаете на этой площади?

— Я? Предаюсь мечтам, размышляю…

— О чем? — опять спросил он, вплотную приблизясь ко мне.