Пантанал и дети Ла-Манша

На телефоне не имелось пропущенных звонков, хотя было бы смешно, если бы Эва кинулась первым делом звонить мне после освобождения. Стеная от гулких выстрелов в голове, я нашел чистый лист и долго и вдумчиво писал заявление.

«Я, Вершинин Евгений Павлович, майор юстиции, следователь следственного комитета, прошу исключить меня из членов экспедиции на крейсере «Академик Легасов», так как считаю смыслом своей жизни служение гуманистическим идеалам человечества. А с той стороны Ламанша ничего гуманистического нет, а имеет место грандиозная катастрофа, которую аборигены навлекли на свои головы сами, неадекватно балуясь с биологическим оружием. После того, как Англия почила в бозе, считаю, что и трогать ее бессмысленно и опасно. А то, что с той стороны залива получены сигналы, то считаю это бредятиной. Этого не может быть, потому что не может быть никогда». Подпись. Дата.

Потом выволок ноут и включил новости.

Руснет нес животрепещущую ахинею о волнениях туземцев в Свазиленде, и я его сменил на «подпол». Нашёл в поисковике «Шербур». И онемел.

«Зверства русских по отношению к заключенным» гласил заголовок.

«7 июля на выезде из Шербура попал в ДТП и перевернулся автозак с заключенными. По другим данным, имело место нападение. Точных данных нет. Согласно людоедской инструкции в подобных случаях конвой должен предпринять все меры для предотвращения побега вплоть до прямого уничтожения».

Текст вдруг сам собой разбился на отдельные слова.

Солдаты.

Пустили.

Газ.

Все.

Заключенные.

Пятеро.

Мужчин.

Одна.

Женщина.

Погибли.

Все время, пока я рвал собственноручно написанное заявление, перед моим мысленным взором стояла Эва с васильковыми глазами, в своем эксклюзивном ситцевом платье.

5. Вальжан не сбирался в поход

7 июля. 87 год Конфликта. Самара. Улица Пионерская 25. СИЗО. Майор Бекк.

Я знал, что СИЗО не курорт Сочи, не первый раз сижу, но не до такой же степени. Лучше бы меня допрашивал зверский мужик, ей Богу, а не Страшила. Когда конвойный ввел меня в комнату для допросов, то в первый момент я принял сотрудницу за бесформенный мешок с мусором. Простите за тавтологию.

Любовь Михайловна Холодец весила центнера 2 и имела нос в виде свиного пятака, ноздрями наружу. В последнее время развелось много жирных людей, прямоходящих, но плохо передвигающихся. Явная польза от генно модифицированных продуктов[16].

— Я следователь эстетического отдела УСБ! — отрекомендовалась она.

От одного взгляда на эту тушу становилось спокойно за нашу эстетику.

— Садитесь!

Ни один следак не скажет так.

— Присаживайтесь! — поправил я.

— Заткнитесь, Адольф! Говорить будете, когда я разрешу! — грубо оборвала она. — Вам ясно? Почему молчите?

— Жду команды раззявить пасть! — пояснил я.

— Юморист! — констатировала она и что — то быстро записала в лежащую перед ней раскрытую папку, должно быть, новую статью в УК.

— Рассказывайте, гражданин Бекк, как вы докатились до жизни такой? — Страшила зашла издалека.

На эту тему я был готов говорить долго. Возможно, годами.

— А что вас конкретно интересует? — попросил я уточнить.

— Вы признаете себя в убийстве сержанта Кашлина? — в лоб спросила Страшила.

— Ах это? — якобы с облегчением воскликнул я.

Во взгляде Страшилы блеснуло человеческое чувство — азарт от того, что человек сам себя выдал и сам себе статью поднял. Обидно, когда тебя держат за идиота.

— В убийстве Кашлина? — еще раз переспросил я. — Ножом в сердце? Тычковый нож? Как же, знаем!

— Значит, признаете?

— Не — а.

На лице Страшилы проявилось сильнейшее разочарование в людях.

— В принципе вы можете не признаваться. Нам ваши показания без надобности. Знаете почему?

С чисто женской терпеливостью Страшила подождала, пока я поинтересуюсь «почему», но не дождалась.

После чего вынула из папки пару фотографий. Человек в полосатой робе над трупом Кашлина. Качество отвратительное, но меня узнать можно.

— Что — нибудь существенное у вас есть? — спросил я.

— Наглец! — с ноткой одобрения произнесла Страшила. — Есть и существеннее.

На следующей фотографии парнишка в робе и шапочке колол Кашлина ножом в сердце. На этот раз лицо было скрыто, но самое гадское, если положить снимки рядом, то можно подумать, что речь об одном человеке.

— Я его не убивал! — сказал я.

— Заговорил наконец серьезно наш юморист! — усмехнулась Страшила.

Посерьезнела и сообщила потрясающую новость.