Пантеон и царский культ в Коммагене. Эпоха Митридата I Каллиника и Антиоха I Теоса. Историко-археологическое исследование

Согласно митраистскому мифу, трапеза Солнца и Митры предшествовала их восшествию на небо. Совместный пир Митры и Солнца означал создание союза между родственными божествами и в мифологической цепочке следовал сразу за инвеститурой Солнца Митрой. Сцена священной митраистской трапезы запечатлена на ряде митраистских барельефов. Во время трапезы посвященные в мистерии употребляли мясо жертвенных животных, в большинстве случаев быков, вино, смешанное с водой, и хлеб[939]. По мнению П.В. Иванова, сакральный смысл священной трапезы в митраизме состоит в том, что адепты культа посредством жертвы и распределения жертвенной пищи обретали надежду на единение с Митрой в потустороннем мире, т. е. приобретали бессмертие[940]. Как видим, есть очевидное сходство между священной трапезой в митраизме и пиршествами в честь обожествленного царя в Коммагене. Важно отметить, что в митраизме Солнце и Митра выступают в качестве отдельных божеств, тогда как в коммагенском пантеоне они слиты в единый культ царского божества Аполлона-Митры-Гелиоса-Гермеса, хотя «коронация» Солнцем Митрой, по-видимому, означает его слияние с последним. Поэтому можно думать, что священные пиршества в Коммагене на царских празднествах являлись «домитраистскими» обрядами, встроенными в культ властителя. Они проводились, в первую очередь, в честь отождествления Антиоха I Коммагенского и Аполлона-Митры-Гелиоса-Гермеса. Важным отличием священных трапез в митраизме от культовых пиршеств в Коммагене следует считать то, что первые носили закрытый характер и к ним допускались лишь мисты – посвященные, в Коммагене же в пиршествах обязаны были участвовать все. Во многом коммагенскую религию и связанный с ней царский культ можно назвать «домистериальным митраизмом», центральной фигурой которой был сам царь.

Об адресате манифестов Антиоха I Коммагенского

В заключение стоит задаться весьма важным вопросом: кому были адресованы манифесты об установлении культа Антиоха I Коммагенского и его династии? Е.Г. Маргарян полагает, что надписи Антиоха I обращены ко всему населению царства, так как оно неплохо владело греческим языком и, в целом, понимало их содержание. Он предполагает, что в эллинистическое время Коммагена считалась общепризнанным центром греческой словесности. В подтверждение Е.Г. Маргарян ссылается на пример Лукиана Самосатского, уроженца Коммагены, а также некоторых деятелей древнеармянской культуры позднеантичного и раннесредневекового времени[941]. Однако эта гипотеза весьма сомнительна, так как, во‑первых, Лукиан обучался греческому языку не в Коммагене, а в Ионии. Во-вторых, пример с древнеармянскими книжниками и каллиграфами мало что доказывает, так как их деятельность относится к поздней эпохе (IV–V вв. н. э.). К этому времени Коммагена, которая с 72 г. н. э. была частью Римской империи, должна была подвергнуться эллинизации и даже некоторой романизации. Пример Лукиана, отец которого был бедным ремесленником и не знал ни латинского, ни греческого языков, так как владел лишь арамейским, показывет, что и в римское время основная часть населения Коммагены имела весьма слабое и опосредованное отношение к античной культуре. Это проявлялось и в религиозной сфере. Поэтому заслуживает внимания точка зрения Й. Валдиса, согласно которой основная часть подданных Антиоха I Коммагенского плохо знала или совсем не знала греческий язык. Им, конечно же, владел сам Антиох I и его непосредственное окружение – правящий класс государства[942]. Поэтому манифесты царя были рассчитаны, в первую очередь, на восприятие их господствующим слоем Коммагены, а также на внешний эффект среди соседних государств. Тем самым они выступали, своего рода, «саморекламой» коммагенского монарха. Что касается широких слоев коммагенского простонародья, то их присутствие на празднествах означало лишь выражение политической лояльности правящей династии и самому Антиоху I.

Выводы