Панцироносица. Наука против волшебства (СИ)

— Сейчас мы услышим, о чём они говорят, — Эммочка открыла щиток под окном, выдвинула оттуда панель с микрофоном и нажала несколько кнопок.

Допрос Мирослава длился около полутора часов. Хлою интересовало всё, начиная со дня активации «Панциря» и заканчивая пребыванием на базе вице-адмирала Кинзи. Как реагировали свидетели на его появление в преображённом виде? Кого из этих свидетелей он знает и смог бы опознать? Как он проникал в ювелирные магазины? Как ему вообще пришла в голову мысль, что именно в них следует искать Серебряный Кристалл? Как он уходил от преследования? Как он узнавал местонахождение панцироносиц во время проводимых ими перехватов?

Мирослав отвечал на все вопросы, не упуская и не скрывая ни одной детали, но на вопросы о пребывании во вражеском лагере он зачастую ответить не мог. Сказывались провалы в памяти, когда его личностью завладевало НЕЧТО. Или ОНО, как называла его Стешка. Впрочем, и той крупицы, что Мирослав сохранил в памяти, было достаточно для разработки ответных шагов против Реаниматоров. Он описал ту часть базы, по которой мог беспрепятственно передвигаться, вспомнил и описал обитавших там людей — Джерома Одри, Рэя Петсайда, Олафа Госката, Накема Зойсмана, профессора с Нифлхема по имени Стоян Квятковски (эта личность была Хлое достаточно хорошо знакома — он был учёным в области физики иных измерений), который недавно приступил к изучению снятого Мирославом «Панциря»…

— Я не понимаю, — заговорила Надя, отходя от окна, — что значит это его заявление о наших разных судьбах? Мы все стали панцироносными при одних и тех же обстоятельствах… детский сад какой-то. В мои игрушки не играй, в мой горшок не писай…

— А что, ты уже не помнишь, как мы подозревали Славу… ну, тогда он был Такседо Маском — в том, что Джедис его перевербовал? — напомнила Стешка.

— Не кипятитесь, — ответила ей Раяна, — нас шестеро, он один. Ещё трое — неизвестно где. С какой бы стати ему присоединяться к тем, о ком он ничего не знает? А если завтра появятся ещё десять таких же — что нам всем, на шею им вешаться?

— Ты, Райка, лучше скажи — зачем ты всем растрепала о том, что я во сне разговариваю? — вмешалась Кира, — может, мне другой Слава снился…

Послышалось сдержанное хихиканье Эммочки, а «золотая» девочка с усмешкой сказала:

— А ты не забывай, что мы все давно за тобой присматриваем. А насчёт другого Славы… ты, наверно, хотела сказать «Слава труду»? Что же тебе снилось тогда?

Кира ничего не ответила — лишь надула губы и отвернулась. А тем временем Хлоя прервала допрос и поднялась в коридор.

— Всё в порядке, — сказала она в ответ на вопросы о самочувствии пациента, — но раны есть раны, им ещё предстоит зажить. Что же касается наших общих знакомых с базы в Антарктиде, то информации о них более чем достаточно…

— Мы будем пытаться уничтожить её? — поинтересовалась Эммочка.

— Будем, но не сейчас. Записка, которую подкинули Кратову — это, здесь я полностью с вами согласна, наверняка очередная ловушка. Поэтому…

— Что — поэтому? — спросили девушки, видя, что Хлоя замешкалась.

— Нам нужен живой и здоровый Мирослав Кратов. Враг очень нуждается в нём и будет делать всё, чтобы вернуть его назад. Но мы ведь не отдадим его, так? Думаю, они попытаются установить с нами контакт, чтобы потянуть время, а потом… посмотрим. В любом случае, ждём, пока Слава не поправится. А вам… — словесница повернулась к Кире и Стешке, — вам лучше спуститься в палату. Думаю, вам втроём будет о чём поговорить…

— А если у Славы опять начнётся приступ? — забеспокоилась Стешка.

— Бегите без оглядки. Я сразу же приду.

Мирослав выглядел совершенно нормальным человеком, разве что сильно ослабевшим, и никаких признаков присутствия в нём чужой личности замечено не было. Он начал расспрашивать Киру и Стешку обо всём, что им довелось узнать и пережить за последние месяцы. Его интересовали те малые крохи информации, касающиеся мидгарианской трагедии, но для девушек эта тема была слишком тяжёлой. О книгах и фильмах речь даже не зашла, ибо ни девушки, ни сам Мирослав не помнили родных языков. Постепенно разговор перешёл на тему охоты за инкопами. Девушки делились своим недоумением и подозрительностью, вызванными каждым появлением Такседо Маска, Мирослав вспоминал свои сомнения относительно вопроса — стоит ли ему раскрывать себя… Две разные картины видения событий постепенно сплетались в одну, становясь единым целым, и все явления и детали, из-за которых проглядывали мрачные зловещие тайны, становились вполне понятными и доступными для восприятия.

— Листиков ничего не говорил о встрече с тобой… но почему? — недоумевала Стешка.

— Мы оба решили помалкивать, — сказал Мирослав, — я не назвал ему себя, к тому же у него были свои мысли на этот счёт. Я понял лишь то, что он тоже боялся и меня, и вас… — он медленно вздохнул, — я ведь говорил, что побоище в Видном выглядело как-то подозрительно. Листиков просто должен был лично знать тех, кто расправился с инкопами, а тут ещё я вижу в ванной знакомую жилетку…