Панцироносица. Наука против волшебства (СИ)

— Мы в течение многих поколений, — с пылом проповедника продолжал вице-адмирал, — захватывали все механизмы, манипулируя которыми можно было влиять на формирование человеческой культуры. Мы придумывали политические партии, создавали философские школы, высасывали из пальца и списывали с потолка новые религиозные доктрины, устраивали на пустом месте чудеса, через книги и кино расхваливали всё то, что сами и создали, провозглашали пророчества — и сами же их исполняли, устраивали войны — и сами же создавали каналы для оказания помощи потерпевшей стороне… всё, абсолютно всё, чем жил и живёт Союз — всё это МЫ! Всё это НАШЕ! От всех потрясений, революций, переворотов, войн, экономических кризисов и стагнаций выигрываем только МЫ, потому что мы сами их и устраиваем. Мы изобретаем для обывателя надежды и предметы поклонения, мы создаём то, во что он верит, и то, что он охаивает, мы двигаем модой, гонкой за наслаждениями, страстью к потребительству, мы натравливаем обывателя на то, что считаем для себя опасным… мы делаем всё, чтобы безнаказанно и вдоволь питаться людской злобой, ненавистью, завистью, вытягивать из людей все их силы, и разумеется, деньги. Мы создали тысячи дорог, создали иллюзию свободы выбора, и мало кто догадывается, что любой выбор — есть голос в нашу пользу, любая дорога — есть дорога к нам. Всё, что обыватель может выбрать — это наименее вонючий сорт дерьма из сотен доступных сортов, нами же и произведённых. А ВЫ… — лицо Кинзи перекосилось от злобы, и он сжал кулаки столь крепко, что хрустнули суставы, — вы со своими представлениями о вечности искажаете весь разработанный нами сюжет, вносите диссонанс в краски, положенные на холст истории. Из-за вас люди начинают догадываться, что есть иная дорога, ведущая не к нам, а куда-то ещё. Я ненавидел твою мать, Церена. И ещё больше ненавижу тебя. Вы обе — антипример для общества. Жёны и дети правителей не должны быть такими, какими были вы. Вы являетесь примером служения тому типу вечности, который нам невыгоден и от которого мы постоянно, на протяжении тысяч лет, стремимся убежать…

Кира со страхом и растерянностью смотрела на разошедшегося Кинзи. Мирослав тоже пребывал в недоумении. Человек ли говорит эти слова? Если человек — то в здравом ли уме он находится? Или это говорит не человек, а нечто иное? Существо, в руки которого вице-адмирал вверил свою судьбу?

Он замолк и более спокойным тоном объявил:

— Итак, я оставлю вас одних. До завтра. В клетках — тут уж ничего не поделаешь. Но смотрите у меня… если завтра, придя сюда, я обнаружу, что Индас по-прежнему не хочет покидать Землю — расплачиваться за его упрямство будешь ты, моя маленькая несговорчивая девочка, — он кивнул Кире, — твой Индас будет мёртв, а ты проведёшь долгие годы в бессильных слезах и страданиях, наблюдая за тем, как занявшие ваши социальные ниши клоны будут проживать жизнь за вас, — вице-адмирал шагнул к двери, — что ж, на этом и остановимся. Старайся же, Церена, уговорить своего супруга, иначе…

Кинзи прервался и и покинул кабинет.

Шаги стихли за поворотом, но ещё долго Кира не решалась даже пальцем пошевелить. Ей казалось, что Светоносец нарочно затаился с тем, чтобы подслушать — что будет происходить в его отсутствие.

— Кира, — зашептал Мирослав, — ты меня слышишь? Как ты?

— Слава… — девушка, с трудом удерживаясь от стонов и слёз, осторожно легла на правый бок и просунула руку между листом металла и трубой. Насилу протолкнув в щель локоть, она смогла-таки дотянуться до руки парня.

Он осторожно сжал её крохотную ладошку. Дотянулся до запястья. Дальше рука не прошла — слишком уж узкой оказалась щель. Но он благодарил судьбу хотя бы за то, что сможет какое-то время держать эту ладошку. Не очень долго, ибо завтра, скорее всего, они оба погибнут.

— Тебе не слишком больно?

— Больно… — всхлипнула Кира, — но мне всё равно. Пусть там всё болит… я хочу просто до тебя дотронуться. Другого случая уже не будет…

Она сплела свои пальцы с пальцами Мирослава и сжала их. Это прикосновение сейчас было для них дороже самых крепких объятий.

— Нас нашли даже здесь, так далеко от дома, — прошептала она, — и не хотят оставить в покое. Почему? Мы ведь не сможем вернуться…

— Хотелось бы мне знать, — отозвался Мирослав, — какие именно инструкции они получили насчёт нас… думаю, у них есть причины нас бояться. И немалые.

— Слава…

— Да?

— Не думай обо мне… я всё перенесу и умру с твоим именем на губах… надеюсь, что всё-таки когда-нибудь умру. Если сможешь — беги отсюда. Кинзи не позволит мне ускользнуть во второй раз.

— Если представится шанс бежать, я тебя здесь не оставлю даже мёртвую, — он сжал покрепче её ладошку, — но как тут бежать… я думал над этим. До гаек не дотянуться, до блокиратора колёс — тоже… может, ты дотянешься хотя бы до своего блокиратора? — и он объяснил, где именно находится нужная педаль. Кира развернулась в клетке, подползла под задний поручень и высунула руку в щель. Напрасно — чтобы достать до нужного места, рука должна была сгибаться под непредусмотренным анатомией углом.