Панцироносица. Наука против волшебства (СИ)

— Ты ведь знаешь… я когда-то уже умирал. И в тот момент я окончательно прозрел. Я увидел Прогрессоров вживую, так, как они выглядят на самом деле. Видел, как они питаются человеческой злобой, страхом, унынием, завистью, сладострастием. Увидел, в каком кошмаре и ужасе мы все живём. А ещё я видел тебя. Всю тебя, полностью, начиная с рождения и до замужества. Видел всё, что ты когда-то видела, думала и пережила… и я понимаю, что нет смысла уговаривать тебя изменить своё решение. Разве что ты смогла бы примириться с тем, что я уйду из твоей жизни, но…

— Ты по-прежнему надеешься заменить меня, — вздохнула Кира.

— Мы можем попросить вдвоём?

— Не знаю. За всё время существования Серебряного Кристалла таких случаев ещё не наблюдалось.

Кира помолчала и добавила:

— Мне страшно, Слава, — голос Киры задрожал, а в глазах начало пощипывать, — я боюсь уходить, хотя и понимаю, что у меня есть шанс остаться живой. Папа с мамой, бабушка… поймут ли они меня, когда всё узнают? И если узнают? К тому же мы очень многим перешли дорогу…

— У нас ещё есть время всё обдумать, — Мирослав сказал это больше для собственного успокоения, ибо на самом деле он даже не представлял, что может случиться в ближайшие часы. Будущее было слишком туманным, и он думал о нём с содроганием.

— Давай немного прогуляемся, — предложил он, — мне помнится, у тебя есть любимое место на Борисовских прудах…

— Есть, — кивнула Кира, — я тоже хочу на воздух, но…

Она призадумалась. Сейчас ей совсем не хотелось идти на Борисовские пруды. Каждый кусочек берега, каждая аллея, рощица, скамейка или беседка были своеобразными знаками памяти, напоминанием о прошедших месяцах, о множестве полных теплоты событий. Ей не хотелось оказаться там, где она совместно с подружками как-то устроила большой ночной заплыв на середину озера, или на площадке для шашлычников, где они после развели костёр и под Стешкиным руководством готовили аппетитное блюдо кавказских и швейцарских горцев. Не хотелось ей и в Братеево — приняв решение спасти панцироносиц, она боялась дрогнуть и заколебаться при виде знакомых с раннего детства улиц, скверов, школы, витрины «Лунного венца», моста через Братеевский пруд…

— Давай ты придумаешь что-нибудь, — сказала она, — идём куда угодно, но только не на Борисовские пруды, не то я просто с ума сойду…

Они отдавали себе отчёт в том, что милиция разослала по городу ориентировки на девушку, но Мирослав, равно как и Кира, теперь знали много новых вещей, в том числе и методы избежать контакта с официальными лицами. Кира отыскала спортивную курточку с капюшоном, чтобы прятать под ней волосы — этого было вполне достаточно, чтобы раствориться среди сотен других девушек. А Мирослав позвонил Ивану Ивановичу, своему названному дядюшке. Это был рискованный шаг — ведь его тоже могли объявить в розыск, но в действительности всё оказалось иначе. Отсутствия Мирослава никто не заметил, и объяснялось это похождениями по городу ныне уничтоженного инкопа — лже-Мирослава. Парню пришлось туго — дядюшка расспрашивал племянника о безобидных, но незнакомых тому вещах, имеющих отношение к двойнику, и ему с большим трудом удалось выкрутиться… «Хорошо ещё, что он не успел тут ничего вытворить, — подумал Мирослав, — иначе нас бы ждали с нетерпением… »

Они гуляли по утопавшему в сумерках городу, бредя по улицам наугад — неважно куда. Они почти не разговаривали. Кире достаточно было одного только присутствия Мирослава, одного лишь лёгкого прикосновения его руки. Ванахемскому принцу хватало того же самого. Они нашли в Хлоиной квартире небольшой запас наличных денег; их хватало для того, чтобы пересаживаться с автобуса на автобус и пару раз угоститься мороженым. Город несколько обезлюдел, а на дорогах почти не было пробок. Москвичи то и дело жаловались на выдаваемые по талонам бензин с машинным маслом и на острый дефицит автопокрышек, кроме того, в аптеках приостановили свободную продажу шприцов и медицинских перчаток.

— Похоже, — заметила Кира, — что если бы не перебои с топливом, а точнее, если бы не скачок цен, никто бы и не заметил никакой катастрофы.

— А никто её почти и не заметил, — отозвался Мирослав, — уверен, что никто публично не заявлял о количестве сгоревших танкеров и подорванных вагонов-цистерн. До людей доведены сведения лишь от двух-трёх кораблях не слишком большого водоизмещения, а остальное они вынуждены додумывать сами… если есть, чем думать.

Солнце уже скрылось где-то за Московской кольцевой, когда пара поднялась к зданию МГУ и после недолгого блуждания вышла к Воробьёвской набережной.

Они долго стояли, наблюдая, как разросшийся до циклопических размеров город вспыхивает миллионами уличных огней, миллионами разноцветных окон и вызывающе яркой иллюминацией на тянущихся чуть ли не под облака небоскрёбах, количество которых из года в год неуклонно увеличивалось.

— Как будто и не уезжал никуда, — усмехнулся Мирослав, — оранжевый свет на улицах, как от взошедшего Асгарда… и целая куча стоэтажных башен.

— Небоскрёбы, небоскрёбы… — хихикнула Кира, — а я маленький такой…