После первых вылазок он понял, что может спровоцировать службы правопорядка на воистину драконовские меры по поиску преступника. Он ходил на дела в “Панцире”, и как бы ни остерегался, всегда была вероятность того, что кто-то увидит в магазине странное существо, а на Лубянке запросто отыщется “агент Малдер” московского засола, который обязательно вычислит это существо... Свидетели, решил он, должны видеть в нём человека, и никого больше. Для маскировки он выбрал купленный с рук на Черкизовском рынке чёрный костюм, в тон подобрал пальто и туфли, дополнив всё это маской-балаклавой с вшитыми в неё тёмными очковыми стёклами и типично гангстерской шляпой, из тех, что любили носить иудейские раввины. Он прятал этот костюм в структуре собственного тела и являл его наружу всякий раз при развёртке “Панциря”.
По возможности он старался не причинять значительного ущерба, хотя с охраной иногда приходилось вступать в довольно жёсткие схватки. Был случай, когда он попал-таки под объективы репортёров. Произошло это при следующих обстоятельствах. Какой-то не в меру корыстолюбивый деятель с погонами лейтенанта милиции прикарманил кое-что из сваленных у прилавка драгоценностей. Мирослав, наблюдавший за этим с крыши соседнего дома, решил проучить наглеца и выбрав подходящий момент, вернулся в магазин, приставил пистолет к голове какого-то высокопоставленного милицейского чина и вместе с ним вышел на улицу, выбрав такую позицию, при которой его вместе с заложником могли видеть и охрана заведения вместе со своей администрацией, и оторопевшая группа захвата, и представители прессы со своей аппаратурой. Разумеется, и вороватый лейтенантик был тут как тут, с пистолетом на изготовку...
– Того, что я считаю своим, – объявил Мирослав, – я здесь не обнаружил, но зато увидел кое-что занятное. Проверьте карманы вон у того лейтенанта...
Пришлось сделать так, как требовал неизвестный. Воришка в погонах аж затрясся – то ли от стыда, то ли от злобы, что спалился на глазах у народа – но главное было сделано. Теперь все знали, что таинственный визитёр ничего не крадёт, а именно этого эффекта Мирослав и добивался. В тот же вечер лейтенантика вышибли из милиции, что называется, под зад коленом, пресса получила очередную сногсшибательную сенсацию, а милицейско-прокурорская братия – то ли из уважения к букве закона, а может, из мести за то, что пришлось наказывать настоящего вора, – приклеила Мирославу, помимо обвинения в разбойных нападениях, ещё одно – в терроризме.
Он тщательно следил за публикациями в прессе и в большинстве случаев либо плевался, либо был готов лопнуть от смеха. Какой только дури не выдумывали журналисты и обозреватели, лишь бы было чем заполнить газетные полосы и эфирное время... У него была куча прозвищ, но в конце концов пресса единодушно окрестила его Такседо Маском. А что говорилось о его мотивации? Долгое время никто просто поверить не мог, что после появления Такседо Маска(он же Клайд без Бонни и проч. )из магазинов не исчезает ни один предмет. Когда же наконец поверили, то сочли это ненормальным...
Справедливости ради следует отметить, что кое-что криминальное Мирослав всё-таки совершил. В поисках Серебряного Кристалла он выбирал в качестве мишеней не только легальных бизнесменов, но и воротил подпольного рынка драгоценных камней. Оставив после себя не один десяток избитых и искалеченных “братков”, он изъял из подпольных хранилищ все числившиеся в розыске драгоценности и таким образом нажил себе многокилометровую очередь врагов из участников многочисленных московских ОПГ. Криминальный характер деяний Мирослава выразился в том, что во время визита на один из интересующих его загородных особняков он обнаружил, помимо когда-то украденной партии алмазов, довольно неплохой оружейный арсенал. Часть оружия он привёл в негодность, но кое-что – два автомата Калашникова, два десятка гранат, несколько пистолетов, ящик с тротилом – прихватил с собой и перепрятал в более надёжное место, с соблюдением всех усвоенных им во время службы в ВДВ мер по обустройству тайников.
А после новогодних и рождественских праздников произошло событие, не имеющее прецедентов в истории московской – да и, пожалуй, всей российской милиции.