Панургово стадо

– Нет еще, не успели.

Управляющий торопливо удалился из комнаты, а через несколько времени лакей принес туда два прибора и обед, который был съеден с большим аппетитом двумя проголодавшимися юношами.

– Дайте мне записку к вашей хозяйке, – предложил Свитка студенту, – я привезу вам кое-что из белья да те вещи, которые вам более всего нужны, а в Малую Морскую ничего не пишите.

– Отчего так? – несколько удивился Хвалынцев.

– Да уж так. Доверьтесь мне во всем, пожалуйста! Я вам худого не желаю. Надобно, чтобы никому не было известно место вашего пребывания… Ведь почем знать, и в Малой Морской ничем не обеспечены от внезапного обыска; а если ваша записка как-нибудь не уничтожится – лишний документ будет… Надо как можно более избегать вообще документов. К чему подвергать лишним затруднениям если не себя, то других? Я лучше сам сейчас же съезжу туда и успокою насчет полной вашей безопасности.

– Делайте, как знаете, – согласился Хвалынцев.

Свитка вскоре после обеда уехал.

Через несколько времени после этого в дверь осторожно и тихо постучался Лесницкий.

– Не хотите ли почитать что-нибудь? – любезно предложил он; – вся полка к вашим услугам. Впрочем, тут больше все польские да французские. Есть несколько и английских книжонок, а вы, может быть, хотите русского.

– Пожалуй, дайте хоть русского.

Лесницкий отпер один из шкафчиков письменного стола и достал несколько брошюр, листков и томиков. Это все были лондонские издания вольной русской книгопечатни.

– Вот вам. Может, найдете что-нибудь нечитаное. А если что понадобится – позвоните: человек придет. До свидания.

И управляющий опять дернул руку студента и удалился.

Хвалынцев раздумался над настоящим своим положением. «Как все это странно!» – думалось ему. «Арест – не арест, а между тем нет своей воли, и нет ее по своей собственной охоте, по своему же выбору… Опека этого Свитки, которого я почти совсем не знаю… Это участие, это внимание – что все это такое? И за что, главное дело?.. И где, и у кого я теперь?.. „Типография Колтышко“ – но где же этот Колтышко? Ведь рыженький барин, кажись, не должен быть Колтышкой… Он что-то вроде фактора, конторщика… И кто он такой, и как его фамилия?.. Фу ты, черт возьми! Хоть убей, если я что-нибудь понимаю во всем этом!.. „То, что годится для хора, не годится для солистов“… Да почему же я солист, наконец, и с чего такое странное, хотя и лестное для меня заключение?.. „Мы не можем позволить обрубать себе пальцы“… „Контрполиция“… Все-то им известно, все-то они знают… Общество это тайное, что ли? Но где же оно? Кто его члены, и сколько их, и в чем его силы?.. Заманчиво, черт возьми!»

И сколько он ни думал, и что ни гадал обо всех этих обстоятельствах, – в конце концов размышления его приходили к одному исходу: заманчиво и любопытно. И, кроме этого единственного исхода, никакого более точного положительного ответа не представлялось на все вопросы, которые ставило ему его странное положение. А любопытство меж тем всей влекущей и заманчивой стороной своей разыгрывалось в нем все более и более. Он порешил, наконец, совершенно покориться своему загадочному положению и терпеливо ждать, что будет дальше, что из всего этого воспоследует?

Прошло уже более двух часов времени, а его никто и ничем не обеспокоил, только слуга принес стакан очень хорошего чая. Таким образом, он мог чувствовать себя совсем как дома. Свитка не возвращался, а Константину Семеновичу меж тем очень хотелось поскорей узнать результат его посещения Малой Морской улицы. От нечего делать принялся за чтение и мало-помалу увлекся. В то время с таким жадным интересом, с такою верою и увлечением поглощалась каждая строка, вышедшая из-под станка Вольной русской типографии. А теперь в руках Хвалынцева благодаря рыженькому господину был такой обильный запас этих изданий, и столько нашел он в них нового, еще не читаного. Кое-что попадалось ему и прежде, но большею частью урывком, кое-что было известно вскользь или только по слуху, по отзывам, по разговорам, а теперь все оно здесь, воочию, в полном его распоряжении, с возможностью читать не вскользь, а основательно и прочно, углубляясь и вдумываясь в смысл всего того, что в то время и не одному Хвалынцеву с его увлекающейся юностью казалось высшей и безусловной правдой, высшим откровением.

Так он и не дождался в этот вечер Василия Свитку, а Свитка между тем приезжал в типографию и беседовал с Лесницким, и после этой беседы, отпустив от себя Свитку, Лесницкий тотчас же отправился во внутренние покои квартиры, смежной с типографией.

В просторном кабинете, за большим столом, при слабом освещении двух свечей, под зелеными абажурами, сидел хозяин этой квартиры. Комфортабельная и вместе с тем скромная обстановка, судя по обилию книг, корректур и деловых казенных бумаг, указывала, что кабинет этот принадлежит лицу, которое соединяет в себе литератора-издателя с довольно значительным чиновником. Этот литератор-издатель и вместе с тем значительный чиновник был собственник типографии, надворный советник Иосиф Игнатьевич Колтышко.