Панургово стадо

– Но в каком же смысле и в каком роде будет наше знакомство? – спросил он. – И не лучше ли, в таком случае, не знакомиться нам вовсе?

Свитка немножко замялся.

– Н-нет, познакомиться-то необходимо, – сказал он, – ведь он все ж таки хозяин этой квартиры. Да вы не беспокойтесь: Лесницкий представит вас как своего доброго знакомого.

– Но чем же он объяснит мое присутствие в квартире господина Колтышки?

– А тем и объяснит, что вы не желаете участвовать в студентских беспорядках и попасться в лапы жандармов, а потому просили его избавить вас от тех и от других в этом укромном убежище, – очень развязно и улыбаясь объяснил Свитка.

– Послушайте, добрый опекун, вы, однако, ставите меня в очень фальшивое положение, – весьма серьезно заметил Константин Семенович. – Я вам бесконечно благодарен за ваше участие и расположение ко мне; но если… если все это необходимо сопряжено с такого рода фальшью, то я, признаюсь вам, весьма затрудняюсь принимать ваше доброе участие.

Свитка окинул его беспокойным взглядом и лукаво улыбнулся.

– А жандармы? – многозначительно спросил он.

– Что ж?.. Конечно, это очень невкусно, но… пред жандармами у меня, по крайней мере, нет и не будет фальшивого положения.

Свитка, притворяясь равнодушным, спокойно прошелся по комнате. Он понял, что сделал промах, заговорив с Хвалынцевым о предстоящем ему знакомстве и ведя весь последующий разговор. Надо было, во что бы то ни стало, поправить теперь этот промах. Выпустить из рук своих Хвалынцева ему точно так же не хотелось, да теперь это было бы и нерасчетливо, после того как ради его сделано уже столько подходов и даже кое-что разоблачено до известной степени. Свитка сообразил, что поправить промах свой он может не иначе, как напустив на себя тон полной искренности и откровенности.

– Ну, Хвалынцев, будемте говорить по-братски, по душе! – решительно предложил он, остановясь перед студентом и открыто протянув ему руку. – В чем вы видите фальшь своего положения?

– В том, что вы меня заставляете играть роль какого-то подловатенького трусишки, который из боязни жандармов хочет укрыться от своих товарищей, отстать от общего дела. Я не согласен на это.

– Ха, ха, ха! – тихо засмеялся Свитка. – Ну, я так и знал! Я так и знал, что не что иное, как это!.. Ну, дайте сюда вашу руку – помиримтесь!.. Это, действительно, фальшь – ну, значит, и долой ее!.. Выслушайте меня: Лесницкий объяснит Колтышке прямо, что вам до времени нужно убежище, чтоб избежать полицейских агентов. Ведь это так и есть на самом деле? Вы согласны?

Хвалынцев утвердительно кивнул головой.

– Колтышке можно объяснить это вполне откровенно, – продолжал Свитка; – это настолько порядочный и честный человек, что он, во-первых, никак не лишит вас этого убежища, во-вторых, никому и ни за что не выдаст вас. В этом уж мы на него смело можем положиться. Но… Колтышко, повторяю вам еще раз, ровно ничего не знает (последние слова были произнесены с особенною многозначительностью). Вы помните нечто из моих вчерашних интимных сообщений?

Хвалынцев опять кивнул головой.

– Ну, так Колтышко ни о чем таком и малейшего понятия не имеет. Между прочим, сегодня вы, вероятно, будете обедать у него. За обедом, вероятно, будут и посторонние лица. – Он очень хлебосолен. – Между этими лицами могут быть и такие, которые уже посвящены кое во что, а будут и такие, которые ровно ни о чем, как и он же, понятия не имеют и не должны иметь. Так вот именно ввиду чего я говорил вам, что будьте как можно осторожней и не показывайте ни малейшего вида, что вам хоть чуточку что-нибудь известно. Понимаете-с?

– Это-то понять не мудрено, – возразил студент, – но вы мне указываете на лиц, посвященных и непосвященных. Во что посвященных, – вопрос? Я-то сам, я лично, повторяю вам, ровно еще ни во что не считаю себя посвященным.

Свитка опять тихо и лукаво засмеялся.