Панургово стадо

– В этом ваше превосходительство правы, – почтительно согласился Иосиф Игнатьевич, – но дело далеко не непоправимое.

– А чем вы его поправлять будете? На поправку нужно время, нужно хотя бы наружное, но полное успокоение.

– Время своим чередом, а успокоения, пожалуй, что и не нужно теперь, – возразил Колтышко. – Будут составляться кружки, тайные братства, потайная пресса будет давать направление – и для того, и для другого есть уже достаточно подготовленных деятелей, – стало быть, пропаганда пойдет своей дорогой, если еще даже не сильнее. А дело это, кроме пробного шара, неожиданно дало теперь еще и положительные, хорошие результаты: оно озлобило молодежь, во-первых, во-вторых, – общественное мнение…

– Что до результатов, то я вижу только один хороший, – перебила особа, – и это именно то, что правительство распорядилось экстренной высылкой на родину большей части нематрикулистов.

– Это-то вот я и хотел сказать вашему превосходительству, – с видимым удовольствием подхватил Колтышко. – Мера необыкновенно удобная, необыкновенно кстати! Благодаря ей сколько энергичных агентов и пропагандистов рассеялось теперь по Литве, по Польше! Каждый сделает свое дело, и дело немалое!

Его превосходительство, в знак полного согласия, улыбнулся мягкою и многодовольною улыбкою.

– Так как же, ваше превосходительство, насчет молодого козла? – шутливо обратился к нему Колтышко.

– Да что ж, я готов, пожалуй… Вы что с ним намереваетесь сделать?

– Его убедили идти на военную службу.

– Гм… Это хорошо. Где же он определяется? Здесь, в Петербурге?

– То есть снарядим-то мы его здесь, но не в гвардию, а пошлем в какой-нибудь из варшавских полков. Там он будет теперь полезнее. А Чарыковский все это обделает в Главном Штабе и быстро и хорошо!

– Хм… Прекрасно! – задумчиво одобрила особа. – Так что ж, пожалуй, кликните сюда этого юношу.

Колтышко ввел в кабинет Хвалынцева.

– Иосиф Игнатьевич просил меня поручиться за вас перед начальством, – стереотипно официальным тоном обратился Мариан Адалбертович к Константину, не протягивая ему руки и не сажая, для чего между прочим и сам поднялся с места. – Вы, молодой человек, надеюсь, очень хорошо понимаете значение всякого поручительства, и потому, конечно, постараетесь поведением своим оправдать то участие, какое берет в вас вот почтеннейший Иосиф Игнатьевич. Я тем охотнее готов сделать для него это маленькое одолжение, что и сам был когда-то молод, и сам тоже увлекался, и до сих пор даже сохранил любовь к науке и молодости… Я не враг молодого поколения, напротив, я люблю молодое поколение и жду от него многого.. м-м… много хорошего. Поэтому делаю для вас тем охотнее…

Хвалынцев слегка поклонился.

– Вы, я слышал, желаете избрать себе военную карьеру?

– Да, я поступаю в военную службу.

– Хотя я и гражданский человек, но… одобряю! – заметил, с благосклонным жестом, его превосходительство. – Военная служба для молодого человека не мешает… это формирует, регулирует… Это хорошо, одним словом!.. Постарайтесь и на новом своем поприще стойко исполнять то, к чему взывают долг и честь и ваша совесть. Я надеюсь, что вы вполне оправдаете ту лестную рекомендацию, которую сделал мне о вас многоуважаемый Иосиф Игнатьевич.

Хвалынцев еще раз отдал легкий поклон.

– Я напишу сейчас же маленькую записочку к светлейшему, а вы отправьтесь с нею к нему в канцелярию, дождитесь его выхода к просителям и тогда вручите ему лично. Я напишу, что прошу освободить вас от полицейского надзора на мои поруки, и даже прибавлю, что вы поступаете в военную службу. Это ему будет приятно, – с улыбкой заметил, в скобках, Почебут-Коржимский. – Вы передайте его светлости от меня, что я сам заеду к нему сегодня, если позволят дела службы. Прошу садиться.

И указав Хвалынцеву на стул, его превосходительство присел к столу и в очень почтительных выражениях, не в форме «маленькой записочки», но в форме письма написал к светлейшему, что он покорнейше просит его за студента Хвалынцева и прочее, что требовалось в данном случае. В этом же письме было и извинение, что многообильные и важные дела службы лишают его удовольствия выразить лично эту просьбу пред его светлостью.

Мариан Адалбертович запечатал конверт собственным перстнем и с мягкою любезностью вручил свое послание Константину.

– Итак, молодой человек, желаю вам успеха на вашем поприще. Прощайте!

И Хвалынцев тотчас же откланялся.

XXI Что немножко беспокоило Хвалынцева