Папа, ты попал!

— Отлично! Спасибо, что спросил. У тебя как дела? Ты выглядишь таким уставшим и бледным, — ресницы её трепещут, улыбка становится шире. Смотрит на меня ещё так надменно. Как кобра на свою жертву. Мысленно она уже проглотила меня и даже не подавилась. — Ты не заболел случайно?

— Заболел, ага, — киваю, глядя на неё исподлобья. В висках в ускоренном ритме пульсирует кровь, реагируя на её неприятную близость. — Вирус подхватил. До сих пор не могу очистить свой организм от этой гадости.

И гадость эта зовётся "Миланой".

— Сочувствую тебе. Будь поаккуратней в следующий раз, а то привык тащить домой всякую дрянь. Немудрено, что вирус не обошёл тебя стороной.

Она издевается надо мной. Насмехается и даже не стесняется своего отца. Я как настоящий садист терплю её издёвки не потому, что она беременна. А только потому, что Степан Аркадьевич попросил меня. Если бы не он, то плевал бы я на манеры и на своё воспитание.

— Что ты забыла у меня дома? — с нажимом спрашиваю, пытаясь держать на контроле каждое движение Миланы. Надеюсь, что она выдаст себя, и в итоге у меня получится раскусить её.

Милана бесстрастна. Она прирождённая актриса. По щелчку пальцев может затуманить твой разум. Моргнуть не успеешь.

— Когда? Я жила с тобой, а потом ты выгнал меня, если вдруг забыл! — правдоподобно она играет роль жертвы. Смотрит на отца, ищет в нём поддержку, а тому до фиолетовой звезды на наши разборки. Он смакует вино, со скучающим видом наблюдая за нами.

— Что ты делала у меня, когда я приезжал в Москву, чтобы встретиться с твоим отцом?

— А, так ты об этом? — издавая смешок, она отмахивается от меня как от назойливой мухи. — Я уже и не вспомню, что тогда хотела. Вроде бы поговорить с тобой, но тебя дома не застала. Надя сказала, что ты уехал. Я погоревала недолгое время, а после ушла.

Каждое её слово пронизано ложью. Раньше я не замечал того, как Милана любит приукрашивать, как она мастерски может выйти сухой из воды, а сейчас же чувствую фальшь за версту. Я научился различать те маски, за которыми привыкла скрываться Милана. Она никогда не была искренней со мной. Не только со мной, но ещё и со своим отцом.

— Поговорить? Что-то не сходится, — Степан Аркадьевич ставит бокал с недопитым вином на стол. Наверное, и ему осточертело слушать дочуркины сказки. — Милана, я точно помню как говорил тебе о том, что Максим приезжает в Москву. Тогда кого ты ожидала увидеть в его доме, раз должна была знать, что его там не окажется?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Разве говорил? Ну, значит, я забыла, — кожа её покрывается красными пятнами, она начинает нервно теребить полотенце, лежавшее на коленях. Мысленно благодарю Степана Аркадьевича за то, что не остался в стороне. — Сам понимаешь, тогда у меня была жуткая депрессия. Я не могла здраво мыслить! Посмотрела бы я на твоё состояние, если бы тебя бросили, а на следующий день ты вдруг узнал, что тебе уже нашли замену! — гнусавит Милана, пряча лицо в своих ладонях. Думаю, слёзы лить собралась, поэтому закатываю глаза на подобные манипуляции. — Пап, ты только представь, в доме, где ещё витает мой аромат… где находились мои вещи, были вещи другой девушки! Той самой, на которую меня променяли. Мне было неприятно и больно! Я хотела забыть этот день как кошмарный сон! Спасибо, папочка! Напомнил!

Взгляд Степана Аркадьевича суров, и в то же время сочувствующий. Он-то как раз и не научился различать маски Миланы. А я мечтаю сорвать их с неё. Разоблачить её, чтобы он наконец понял, какое зло породил.

— В последний раз спрашиваю, что ты делала в моей комнате? Надя сказала, что ты заперлась именно в ней. Что ты там вынюхивала? Признавайся!

— Да я же сказала, что просто была ошарашена! Мне было паршиво от того, что ты теперь с ней. Знаешь, как сложно смириться с тем, что ничего уже не вернуть? — она переходит на выкрик, ещё немного и у неё начнётся истерика. — Не знаешь! Поэтому не суди меня за то, что мне потребовалась минутка уединения, чтобы принять этот факт!

Это я-то не знаю каково это, когда понимаешь, что ничего уже от тебя не зависит? Да уж, конечно! Знаю, но что-то не припомню, чтобы мне пришло в голову вымещать злость и обиду на окружающих.

— Не ври мне! — гаркаю я.

— Да сдался ты мне больно со своей Надей! — хмыкнув, она забрасывает ногу на ногу и складывает руки на груди. Разглядывает потолок, пряча свои пустые глаза от меня. — Мне до вас сейчас нет никакого дела. Своих забот хватает, если ты не видишь, — указывает она на живот.

Не выйдет. Беременность на даст ей никаких послаблений.

— Нет дела, говоришь? Так, значит, именно поэтому ты подкинула Наде брошь? Потому что тебе нет дела до нас?