Папа Жора

– А у меня – новый мяч!

Аллочка вбежала в дом и вскоре появилась с мячом.

– А тебе не дам! На золотом крыльце сидели царь-царевич, король-королевич... – ударяла она по мячу.

Полосатый упругий, он звонко отскакивал от земли. Как будто мне назло. А мой синий порвался – у забора лежит одна его половинка с дождевой водой внутри.   

Подскочив, я выхватил мяч. 

– Отдай! Я маме пожалуюсь!

– Не-а.

Со всей силы я швырнул мяч и застыл, провожая его взглядом, – он летел над забором во владения бабы Маруси. Подбежав к забору, мы стали заглядывать в щели. Вон он, в траве, возле вскопанных грядок. Там зловеще темнела и будка Полкана.

– Надо маму позвать, – предложила Аллочка. 

– Не надо, – я шагнул к калитке.  

– А ты не боишься?

– Не-а, – сердце мое бешено колотилось.

Скрипнула калитка. Мгновение нерешительности. Шажок – все,  Рубикон перейден. Подбежав, я схватил заветный мяч и... увидел несущегося на меня черного монстра. Со всех ног я ринулся наутек. Добежал до калитки. «А-ав!»  

Вылетев из калитки, остановился. Посмотрел на ногу возле края шортов – там краснели три дырочки, из которых потекли тоненькие струйки крови. 

– Ма-а-ма-а!

Передо мною вдруг появилась тетя Валя. Глянула на мою ногу и, не сказав ни слова, подхватила меня на руки и понесла. За нами семенила перепуганная Аллочка. 

– Что?! Что случилось?! – переполошилась мама, когда тетя Валя опустила меня дома на пол.

На крик выбежали папа и бабушка. 

– Лена, успокойся, – стала утешать маму тетя Валя. – Видишь, не глубоко.

– Семен, неси перекись и зеленку! Может, вызвать «скорую»?

Мама вытерла ваткой кровь, смазала ранку перекисью водорода. Потом моя нога стала зеленеть.

– Ой, как же оно так случилось?! Клятый пес! – в дом, как ураган, ворвалась баба Маруся. – Как же я забыла его на цепь посадить? – наклонившись, осмотрела мою ногу. – Та нет, не укусил, он своих не кусает. Только клыками ударил.  

– Он у вас привит? – взволнованно спросила мама.

– А то как же – от чумки, в этом году водила.

– А от бешенства?

– Не, от бешенства ему не надо, – уверенно ответила баба Маруся.

– Почему же? Вдруг он бешеный? – мама забила в набат.

– Та, Лена, какой же Полкан бешеный? Он ни одну суку уже год не нюхал.

– Боже, неужели придется делать уколы? 

Уколы?! Я застучал ногами по полу.    

– Та, Лена, ты что – сдурела? Какие уколы? Ну что ты орешь как резаный? – обращалась баба Маруся то к маме, то ко мне.

– Ну, хватит, разошелся, – сказал папа. – А еще танкистом хочешь стать.

– Успокойся, – просила бабушка.

– Игорь, ты же храбрый мальчик, – уговаривала тетя Валя. Аллочка выглядывала из-за ее спины.

– Я думала, ты мужик, – баба Маруся скривила губы.

Трудно устоять, когда столько взрослых упрашивают. Последняя слезинка выкатилась из моих глаз.

– Лена, да хватит его заливать, уже вся нога зеленая! Ну-ка погодь, – сказала баба Маруся и вышла. 

У меня вдруг мелькнула мысль: а вдруг баба Маруся в награду подарит шлемофон. Конечно, шлемофон! Я готов был расцеловать Полкана в морду.  

На пороге снова показалась баба Маруся:

– На, держи, – и протянула мне кулек слив. 

– Они мытые? – спросила мама.

– А то как же.

Убитый, я взял кулек.

– А сказать спасибо? – напомнила бабушка.

– Спа-си-бо. 

– Пошли играть, – Аллочка тихонько потянула меня за руку.

– Куда вы идете? – встрепенулась мама.

– Мы немножко, возле дома, – взмолился я.

– Нет, – твердо сказала мама.

Я опустил голову. Слезы снова закапали из глаз. Что за невезенье такое. Настоящий черный день.

– Пусть идет. Или привяжи его к своей юбке, – решительно произнес папа. Посмотрел на меня и вдруг подмигнул – как взрослому.

– Ладно. Но играть только возле дома. И прошу – не лезь никуда.  

Мы с Аллочкой направились к двери.  

– Валя, как у тебя? – раздался за спиной голос бабушки.

– Плохо, Хана Ароновна. Обещал не пить, а сегодня с утра как ушел, так до сих пор и не появился. Значит, опять где-то пьянствует.   

Но мы с Аллочкой уже бегали по двору, и печали взрослых нас не волновали.

                                             3   

Темнело, а папа все не возвращался с работы. На улице зажегся фонарь. Под его металлическим абажуром пролетела летучая мышь. Не дожидаясь маминого зова, я вошел в дом.

– Где же он? – вполголоса говорила мама, то и дело поглядывая на часы.         

Бабушка сидела молча на диване и штопала носки. Иголка, словно челнок, ныряла и выныривала, и дыра постепенно стягивалась. Хватает же у бабушки терпения колдовать над каждой дыркой! 

– Наверное, задержался на заводе, ведь конец месяца, – голос бабушки звучал, однако, неуверенно. Исподлобья, чтобы мама не видела, она тоже бросала взгляды на часы. – Ну-ка, втяни нитку, – порой просила меня.

– Может, поехать к нему на завод? – мама ходила из угла в угол.

Громче тикали часы. 

– Ну слава Богу! – воскликнула она, когда хлопнула наружная дверь.

Как по команде, мы все поспешили туда.

– Что случилось? Мы тут с ума сходим... – начала, было, мама и осеклась.  

Папа стоял, опершись на стену, и глупо улыбался. Ворот его рубашки съехал в сторону, верхние пуговицы были расстегнуты.

– Семен, ты пьяный? – зачем-то спросила мама.