Папарацци

Макс. — Да меня и так все используют. Мной редактор все дыры затыкает… Вот недавно снимал этого… который по прозвищу Зверь… зверюга проклятая… Хотел его около роддома поздравить с рождением ребеночка, и супругу его, а он мне раз, и в зубы! За что? Я вас спрашиваю, милостивые государи, господа, товарищи?

Рекс. — А я снимал этого, который старый герой-любовник. Романтичный такой. Хотел его поздравить с тем, что он выползал на бровях из ресторана с двумя проститутками и снять на память… А он приподнялся с бровей и мне в зубы… А охрана добавила… За что? Друзья, граждане?

Луиза. — Жуткие истории…

Актер. — Весьма однообразные, я бы сказал. Надо еще выпить! За мир во всем мире! (Открывает новую бутылку).

Отец Филарет. — Мир и благополучие дому сему! Многие лета!

Макс. — Кстати, батюшка… вы еще в порядке?

Отец Филарет. — Ни в одном глазу! Как стеклышко. Милостив господь.

Макс. — Вы вроде бы обещали нас исповедовать?

Отец Филарет. — А разве ты уже дошел до кондиции, сын мой?

Макс. — Я тоже абсолютно трезвый. Абсолютно. Но во мне проснулось религиозное чувство. После вина оно во мне всегда просыпается. Я хочу исповедоваться. И немедленно!

Отец Филарет. — Я чувствую, недостойный сын нашей церкви, но вполне достойный отпрыск наших СМИ, что ты еще не дозрел. Тебе надо еще выпить, чтобы быть в форме.

Макс. — Только вместе с вами, батюшка! На брудершафт!

Макс и отец Филарет наливают себе полные стаканы и пьют залпом.

Отец Филарет. — Господи, дай мне силы противостоять зеленому змию!

Макс. — Хорошо пошла! Старофранцузское!

Отец Филарет. — Покайся, сын мой! Покайся, и спасешься!

Макс (откидывается на стуле). Кажется я и впрямь дозрел… До раскаяния! Итак, покаяние. А-ля Тенгиз Абуладзе. Я, Максимилиан, не помню отчества, и никому не нужна фамилия, родился, учился… в школе очень средней… но попал в универ маленького городка… стал журналистом… мечтал о славе… приехал в столицу… перепробовал тут все желтые листки… перефотографировал всех звезд… Знаете, как паталогоанатом режет мозг на куски и думает: где же тут мысль? Так и я рылся в грязном белье наших знаменитостей и все думал — где же здесь искусство?

Отец Филарет. — Продолжай, сын мой… А потом?

Макс. — А потом перестал думать и начал просто работать, как все. Строчить пером, как раньше говорили. Понял, что знакомством с нашими звездами можно гордиться только до тех пор, пока на самом деле с ними не познакомишься. Женился, дети пошли, затянуло. И вот я здесь, перед вами! Вот так я и дошел до жизни такой.

Актер. — Даже я растрогался! А ведь я столько уже слышал подобных историй, и даже играл таких героев. Ну как, батюшка — отпустите ему грехи?

Отец Филарет. — Раскаиваешься ли ты в содеянном, сын мой?

Макс. — Очень раскаиваюсь. Но изменить, к сожалению, уже ничего не могу.

Отец Филарет. — Отпускаю тебе грехи! Иди с миром. Не говорю — не греши впредь, ибо знаю — будешь грешить. Работа у тебя такая.

Макс. — Как это вы хорошо сказали, святой отец! Понимаете вы нашего брата. Сами не грешили сочинительством?

Отец Филарет. — Я… гм… нет…

Макс. — Может, стихи писали в семинарии? Сознайтесь! Какие уж тут секреты?

Отец Филарет. — Ничего я никогда не писал, сын мой. Даже вместо подписи крест ставил.

Актер. — Славная исповедь! Скучная, зато искренняя. А что же наш второй гость? Господин Рекс? Так, кажется?

Рекс. — А я чего? Я ничего. Вот Макс уже все сказал.

Отец Филарет. — Нет, надо чтобы все прошли через это! Покаешься, и спасешься! А не покаешься, так и шиш.

Луиза. — Батюшка, а ведь я вас уже где-то видела!

Отец Филарет. — Вероятно, в церкви, дочь моя? Часто ли ты молишься?

Луиза. — Каждое воскресенье! Но я вас видела где-то еще… не могу вот только вспомнить, где.

Отец Филарет. — Бесовское наваждение! Это бес тебя смущает, дочь моя. Я далек от мира богемы и ее прислужниц. Я даже на тусовках не часто бываю.

Актер. — Итак, исповедь номер два. Батюшка, приступайте.

Отец Филарет. — Немедля. Пей, сын мой (вливает в Рекса стакан вина).

Рекс. — Мгновенный приход!

Отец Филарет. — Мы ждем от тебя исповеди, раб божий Рекс! Исповеди и раскаяния, по возможности искреннего.

Рекс. — Не согрешишь — не покаешься, батюшка. Хотя мне каяться не в чем. Родился я в столице, учился на инженера, платили им тогда шиш, окончил курсы корреспондентов и переводчиков, научился щелкать «фотиком», на пару с Максом отслеживаю жизнь знаменитостей во всех подробностях. Не женат.

Отец Филарет. — Отчего же?

Рекс. — Искренне говорю вам, батюшка Филарет, с ужасом представляю, как сижу перед телевизором и вместе с семьей смотрю все эти бесовские сериалы… детей жалко!