– А вы будете руководить ей. Столько сколько пожелаете. А потом ваш сын. В принципе, меня устроить даже монархия, если вы не доверяете демократическим методам. В случае же необходимости подойдут советские войска и «сломают лицо» любому, кто будет угрожать нашему союзнику – вам, то есть. Для меня важно, чтобы я как можно реже отвлекался и отвлекал сил на этот регион. И создание крепкой Маньчжурии – вполне подходящее для меня решение.
Чжан Сюэлян задумчиво уставился в окно за спиной Фрунзе. А тот перевел взгляд на присутствовавшего тут Нечаева и добавил:
– Вы же Константин Петрович, если пожелаете, можете быть привлечены к серьезным делам, по профилю.
– Что вы имеете в виду Михаил Васильевич?
– Частную военную кампанию. Далеко не везде Советский Союз может присутствовать официально своими солдатами. А вопросы бывают разные. И вы, как лидер отряда кондотьеров, в этом плане выглядите очень интересно. Заодно ребят своих, сидящих без дела подтяните.
– Насколько я знаю меня разыскивают в Союзе за контрреволюционную деятельность.
– В 1921 году была объявлена амнистия тем, кто прекратил контрреволюционную деятельность.
– Эта амнистия распространяется на рядовых солдат.
– Уже нет. После Польской кампании она была распространен на всех участников белого движения, которые не были уличены в особых зверствах. И которые готовы признать Советскую власть как новую веху в истории России.
Нечаев молча кивнул, принимая к сведению.
А Чжан Сюэлян, внимательно слушавший этот разговор, продолжил напряженно думать. Он пытался просчитать ситуацию.
С одной стороны, Чан Кайши их бросил и не оказывал никакой помощи. Даже дипломатической. Из-за чего армия сильно переживала, кроя того самыми последними словами. Да и ему самому вполне импонировало это предложение Фрунзе.
С другой стороны, эти условия мира вряд ли кому-то понравятся. Понятно, сами командиры атаковать РККА не спешили, но они и не считали себя побежденными.
Так что быстро и просто этот вопрос не решить… особенно если Маньчжурии придется потом воевать от лица Союза со всем Китаем. Кинет ли Фрунзе его как кинул Чан Кайши – вопрос. Хотя репутацию он имел достаточно надежную. Но то, что он может быть занят на западе во время этой потенциальной войны вполне реально. И ведь речь шла не только о Чан Кайши, но и японцах…
На этом переговоры завершились и все перешли в зал, где их ждал небольшой банкет. Во время которого разговоры велись только на отвлеченные темы.
Фрунзе не спешил.
Он провел личные переговоры и дал личные гарантии. Как он обычно и делал. Теперь требовалось время, чтобы люди подумали и приняли решение.
В Москве же тем временем шла подготовка к захоронению Ленина и сносу совершенно обветшалого, можно даже сказать аварийного деревянного еще мавзолея. Его ведь создавали для прощания с Владимиром Ильичом. И нужды в нем более не имелось.
Фрунзе уже который год боролся с культом личности. Любым. В том числе и всячески противодействуя создания своего. Поэтому считал достаточно опасным и не правильным сохранением Ленина на Красной площади. Как и всякой сакрализации коммунизма с революцией. Во что это в итоге вылилось он прекрасно помнил…
И к марту 1930 года ревизия дошла почти что до истоков, переименовав на старые или альтернативные названия все данные революционерами наименования. Как по городам и иным населенным пунктам, так и по различным учреждениям. Оставалось последнее – Ленин и Ленинград.
Владимира Ильича, совместно с погребенными у кремлевской стены, должны были перезахоронить на самом почетном кладбище Москвы – Новодевичьем. И в тот же день переименовать Ленинград в Санкт-Петербург.
Памятники, к слову, не сносились. Во всяком случае огульно.
Была создана большая культурная комиссия, которая должна была решить, какие из старых памятников, еще царского периода восстановить[72]
. А какие не восстанавливать или демонтировать, направив в запасники.Фрунзе прекрасно помнил, что эта страсть ставить на каждом углу Союза памятник Ленину вылилась в то, что к 1991 году их было более 14 тысяч. Существенно больше, чем всех остальных памятников вместе взятых. И это, не считая иных изображений, например, в мозаике. Культ личности и сакрализация коммунизма требовали и нетленных мощей, и определенной скульптурной иконографии, и прочих «приседаний». Но так как эта задумка Луначарского была не только свернута, но и по сути почти полностью компенсирована, в подобном инструментарии более не было нужды…
Часть 3. Прожарка: Well done
– Это королева. Она ходит, как угодно.
– Кому угодно?
– Тому, кто играет.
Глава 1
Фрунзе сидел на трибуне и наблюдал за парадом.
Обычным, в общем-то для Союза этих лет. Только в этом варианте еще и трибун наделали для гостей, пригласив их сюда в изрядном количестве. В первую очередь иностранных.