Пара для пай-ри (СИ)

   -- А ты что, желтушник? - отодвинулся от товарища Алеха.

   -- Сдурел? - возмутился Кузьмич. - Вместе анализы сдавали в Союзе и на границе.

   -- Так многие через ссаку хотят гепатит заполучить и отправиться домой. Не слышал, что ли?

   Ну, Кузьмич про такое даже слушать не хотел. В планах у него было геройство. А ещё он не знал, что мимо ротного не пролетит ни одна муха, ни один шепоток. И Федьку разжаловали, отправили в спецнаряд. Особый наряд, каким наказывали очень редко.

   Три дня ставший сосем черным от солнца Федька стоял без еды и воды возле проволочной сетки надо рвом чуть ли не в полукилометре от модулей. К нему никто не подходил. Боялись, что начнет палить по своим или застрелится. Но Федька свою вину снял тем, что свалился мертвым на посту.

   Уже через полгода службы Кузьмич узнал от бывалых, что поначалу Федька был неуязвим и удачлив, влюбил в себя начальство и стал каптерщиком. Был кем-то вроде колдуна или предсказателя, всегда знал, чем закончится та или иная операция. Все потому, что ему покровительствовали дух гор - пай-ри. Но вроде потом он стал не нужен нечисти. Вернуть ее можно было через телесные жидкости нового любимчика пай-ри. То есть обмануть. Надолго ли - неизвестно.

   Кузьмич понял все, что раньше случилось в каптерке, но в такую лабуду не поверил. Он тогда уже ни во что не верил, кроме боевых товарищей, своей "сварки", крупнокалиберного пулемета ДШК, да акаэма с боекомплектами. Даже в судьбу не верил. Ибо насмотрелся такого, что напрочь стирало это слово из памяти бойца. Вместо судьбы была гигантская мясорубка, которая не покровительствовала никому: ни правым, ни виноватым.

   Кузьмич геройствовал сначала из-за идей и желания испытать себя на крепость, потом -- из вредности. Поэтому и не улетел домой после первого ранения. Провалялся на парусиновой койке и наслушался ночного воя. Говорили, что это оставшаяся без человека пай-ри ищет пару. Не может эта нечисть жить без человека, через него она выкачивает силы для своего существования. Вроде если откликнуться на ее зов, и живым останешься, и удача попрет, и домой улетишь. Но только вместе с нечистью, она никого не отпустит. Разве что понравится ей другой.

   Не верящий ни во что Кузьмич в темноте щерился полупустым ртом: осколком выбило часть зубов. Дома - это все равно что в раю. Зачем там чужая нежить? О том, что она сама придет за ним, он даже не подумал.

   А потом случился этот день, когда служба для Кузьмича закончилась.

   Его подразделение оказалось в относительно благоприятном месте: у подножий гор с редкими разваленными дувалами - ни одного островка "зелёнки", где любили прятаться духи. По извилистым дорогам уже прошли "караванщики", отправившие несколько душманских машин с боеприпасами к их душманским чертям. Даже была послана "волна" из трех Мигов для разведки с воздуха. И все же начальство беспокоилось: нужно было обеспечить проход "нитки наливников", автоколонны машин с горючим.

   Вот и отправили Кузьмича с пятью бойцами на "чайке", дозорной разведывательной машине. Чисто для дополнительной проверки.

   У остатков первого дувала, похожего на челюсть младенца, бойцы соскочили на землю. Спокойно отлили, оглядывая разрушенные коробки строений. Солнце, облака, обсыпавшийся траурный наряд гор. Тишина.

   И вдруг все шестеро бойцов замерли: движение они могли почуять, даже никого не увидев. Боевые операции научили такой сверхосторожности.

   На серо-коричневую щебенку из-за обломка дувала вывернула высокая худая баба с двумя девчонками-оборванками. Она жалобно глядела на бойцов огромными черными глазами в бурых кругах. Такие круги означали многодневный голод. Височные кости остро выступали из-под повязок. Дырявый, прожженный подол колыхался вокруг тощих лодыжек. На девчонок вовсе было страшно глянуть.

   -- Шурави-рафик... -- проговорила баба.

   Ишь ты, русский друг. Кузьмич хорошо знал, что в горах ни одному слову верить нельзя, будь это дряхлый немощный старик или ребенок.

   Осипов Вовка вдруг зашарил по "лифчику", самостоятельно изготовленному приспособлению для боеприпасов и всякой всячины. Видать, что-то съедобное искал. Двое товарищей отошли за "чайку". Кто бы перед ними ни был, а правила нужно соблюдать.

   Баба встала на колени, девчонки опустились рядом. Прозвучало ещё жалобнее: "Шурави-рафик...". Одна из девчонок подобрала что-то с дороги и стала медленно жевать, потом срыгнула бурой струйкой.

   -- Шурави-рафик...

   Вовка всхлипнул и шагнул вперед. Кузьмич, у которого тоже сердце зашлось от жалости, поймал его за плечо:

   -- Не ходи. Вдруг в грунте "итальянки"... Пусть сама подойдет.

   И махнул бабе рукой, мол, сама сюда двигай.

   Пластиковые мины итальянского производства, которые не могли унюхать собаки, унесли немало жизней.

   И тут перед глазами заколыхался ослепительный солнечный свет. Горы дрогнули и сыпанули камнепадом. Женская фигура поднялась, вытянулась вверх, покачиваясь на извивавшихся толстых змеях. Девчонки куда-то пропали. Чудовищная тварь опустилась на дорогу и поползла к ним, то и дело поднимая безносую голову с громадными застывшими глазами.