Пара для пай-ри (СИ)

   Кузьмич, тогда ещё Николай Крапивин, завалился на второй ярус кровати в их модуле, и стал следить, как от выпивки колышутся и ходят кругом некрашеные доски потолка. С каждой минутой становилось все холоднее, но призрачное движение дощатого перекрытия в пьяных глазах, казалось, согревало.

   И тут послышался вой, такой странный, что Николай трясшимися пальцами повертел в ушных ходах - не свербит ли это скопившаяся за поездку "сера". Какая уж баня за полмесяца езды на поездах, а потом ещё и вертолетный перелет, вездесущая афганская пыль.

   Но низкий, вибрировавший вой сменялся причитаниями, горевал, а потом снова заливался лютыми воплями.

   И тут Николай заметил Федьку, который ходил между кроватями с окосевшими от кишмишевки солдатами, секунду-другую вглядывался в их лица, загибал пальцы и передвигался неслышным шагом к другой кровати.

   Все это было так странно, что Николай на секунду закрыл глаза. А когда открыл, увидел у самого лица антрацитовый взгляд Федьки из-под сросшихся бровей.

   -- Чего не спишь? - спросил каптерщик почти без акцента.

   -- А кто это воет, как потерпевший? На ветер не похоже, человек так не сможет. Зверь в горах, что ли? - ответил вопросом на вопрос Николай. Его язык и рот пересохли чуть не до корок после непривычного пойла, но голос прозвучал отчетливо.

   -- Слышишь, стало быть, -- ответил Федька и отшатнулся.

   В его голосе почему-то прозвучали слезы.

   -- Ну, слышу, аж в ушах звенит и чешется, -- пожаловался Николай.

   -- Пай-ри это... -- пробормотал Федька. - Их мало кто слышит.

   -- Пайри или байри? - Николай не понял первого звука, произнесенного с придыханием.

   Теперь-то Николай Кузьмич Крапивин знал, что эту нечисть и называть не нужно, достаточно о ней только подумать. Прав был каптерщик, навсегда она заселяется в мозг избранника и приходит за ним хоть через пространство, хоть через время. Даже до могилы доберется. По обломку темной косточки, по крупинке земли соберет и унесет с собой в холодное небо над вершинами гор. И тут Кузьмич впервые пожалел, что дожил до встречи.

   -- Ну, слышу, и что? - спросил молодой Кузьмич. - Ветрищи здесь, каких не видывал. Мечутся среди гор, воют.

   -- Идем ко мне, кое-что расскажу, -- сказал низкорослый Федька и спрыгнул с края нижней кровати, стоя на котором, он смотрел в лицо Кузьмичу.

   Кузьмич хотел его послать, но сна не было ни в одном глазу. Поэтому он неохотно спрыгнул и прошел между рядами двухъярусных кроватей модуля.

   В каптерке было тепло и душно до тошноты.

   Федька пригласил за стол с импортной нарезкой мяса, каких Кузьмич сроду не видел в Союзе, и двумя кружками. С кишмишевки воротило, давил сушняк, поэтому Кузьмич отказался - завтра тренировочный марш-бросок, издевательства ротного, который любил так садануть каменным кулаком в грудь, что дыхание вышибало. Многие вообще влились с ног. В желудке к утру еще не уляжется буйствовавшая изжога, и если словить удар, то как бы нутро не порвалось.

   Вдруг Федька внезапно вмазал Кузьмичу по харе так, что затылок встретился с чисто подметенным земляным полом. Из рассеченной губы потекла кровь - на руке каптерщика сверкнул кастет.

   -- За... что?.. - только и смог выговорить Кузьмич.

   Федька подскочил и наклонился к его лицу. Кузьмич увидел сливового цвета язык каптерщика и осатанел от злости и омерзения. Спружинил телом, слегка повернулся и локтем двинул ответку. Федька кубарем полетел к рядам полок с формой. Кузьмич поднялся и двинулся к нему, угрожающе разминая кулаки. Ему сызмальства не было равных в драках.

   -- Нет-нет! - тихо взвыл каптерщик. - Мне только капля твоей крови нужна была!

   Пошарил в кармане, вынул сверточек рублей и афганок, протянул:

   -- Вот, возьми. Все, что есть.

   -- Чего? - Кузьмич удивился до такой степени, что даже почувствовал, как ушла злость. Да и правила для новоприбывших вспомнились. За нападение на деда-старослужащего можно было огрести не просто звездюлей, а вовсе остаться без зубов. А тут каптерщик, который всегда на особом положении у ротного.

   -- Кровь... -- моляще забормотал Федька. - Только капля... Или знаешь что? Нассы мне в кружку!..

   У каптерщика от удара затылком о полку заалело под носом. Тугие бойкие капли собрались в струйки и хлынули на грудь.

   Кузьмич подумал, что каптерщик просто сошел с ума. О таких, потерявших связь с реальностью, ему уже рассказали. Предупредили: опасней и гаже людей нету, в любой момент могут выкинуть такое, что и в страшном сне не приснится.

   Кузьмич взял Федьку за куртку, потянул и поставил на ноги.

   А придурок принялся за свое: со словами "кровь, дай своей" хотел лизнуть разбитую губу Николая. Но молодой Кузьмич вновь оттолкнул его и дотронулся до саднящего рта.

   Федька издал крик, с которым пытается скрыться от охотника подстреленный заяц. Его глаза сделались огромными. И в них заплескался настоящий ужас.

   Кузьмич оглядел свою руку: она была красной от Федькиной кровяки. И он ещё ею дотронулся до своей губы!

   Кузьмич выматерился и пошел прочь из каптерки. Во двор - мыться.

   Утром Кузьмич спросил сослуживца Алеху, для чего один урод просил его поссать в кружку.