Пара Ноя

– Разрази меня гром! – не зная, с чего начать, изрыгалась гневной хулой на себя Яна. – Моя жизнь разрушилась. Я хотела убить собственного мужа. Я украла пистолет у человека, который спас мне жизнь, и поехала убивать мужа. И этим выстрелом я бы уничтожила нас троих. Мы как три стороны одного треугольника, стоит разорвать один катет – фигура потеряет форму. Смысл, если хотите. До этой весны я жила и думала, что я нормальный, даже хороший человек. Вроде не обманываю, не ворую. А по факту говно я, а не человек. Блудница. Даже не так. Блудница-убийца. – Яна закусила губу. – Эгоистичная, гневливая блудница-убийца, не чтящая ни мужа своего, ни отца, ни Господа Бога.

Священник жестом показал, чтобы она продолжала, чувствуя боль, что свербила в связках, пытаясь проскользнуть словами и покинуть тело.

– Я не могу совладать с собственной похотью. С ненавистью, что разъедает меня изнутри. С жаждой отомстить мужу. И одновременно я не могу справиться… – Яна сделала паузу, ждала ответа, какой-то реплики от священника, но он все так же участливо и внимательно слушал, не понимая ни слова.

Сначала Яна выдавливала из себя слова, как недозревший прыщ, еще не оплывший гнойной головкой. А потом на нее снизошла покаянная благодать, будто вставили реечный расширитель для грудной полости, и вся чернь, обвившая сердце, наконец сочилась наружу, а не вовнутрь. И не было ни возмущенных нотаций, ни требований отбивать поклоны. Батюшка просто положил в какой-то момент свою мягкую старческую пятерню ей на макушку – и дамбу прорвало, хлынули слезы любви, жестоко умерщвленной, изодранной в клочья, но любви. Яна плакала по Никите. Тому, которого для нее больше не существовало.

– Я не могу справиться с тем, что до сих пор люблю мужа. Того, который был со мной. И при этом влюбилась. Я была еще замужем, но влюбилась в другого. Одного я любила как спасение от самой себя. Второго – как спасение от первого. По факту я никого не любила? – отправила она свой вопрос ввысь, куда-то под купол.

Гио осторожно приближался сзади, чтобы перевести, если будет нужно. Священник развел руками и взглядом покосился на икону Христа Спасителя.

– Господь всемогущий, всепрощающий, прими мою исповедь! Я раскаиваюсь. Я правда во всем раскаиваюсь. Подвожу черту, жирную линию под всей своей прошлой жизнью и готова дальше жить по законам Божьим. Если ты меня простишь… А если нет – то разрази меня гром. Тогда нет смысла топтать эту землю и переводить кислород на меня. Что скажешь? – обратилась она к куполу, пытаясь узреть там неопалимую купину, в которой Моисей узрел Творца.

Гио подошел к священнику и шепнул ему что-то на ухо, тот озарил своей улыбкой мудрого старца помещение и ответил ему на грузинском.

– Бог все прощает, если покаяние искренно, – успокоил Гио Яну. – Прощение Божие очистит душу. Просто впусти Его в свое сердце, прими Его прощение.

После исповеди, опустошенная, Яна с облегчением вышла на улицу, подставляясь свежему ветру. Максим ждал ее, а может быть, просто прогуливался и наслаждался видами гористой местности: маки раскрасили просторы в багряно-красный.

– Ну как оно? Теперь душа чище слез девственницы?

– Типа того. Знаешь, мир стал немного другим для меня. Цвета ярче, что ли. – Она присела рядом на склоне.

– Это ты просто наревелась, промыла физраствором зенки.

– Я словно и мозг промыла. Как будто четче понимаю все. Макс, я люблю Никиту. Понимаешь, это мой муж, очень близкий мне человек. Я не разлюбила его. Да, я узнала его другую сторону, но та, первая сторона никуда не делась. Она все еще есть, и я до сих пор люблю ее. А то, что случилось…

– А мы и не знаем, что случилось, – перебил Максим, выплюнув травинку, которую по детской привычке жевал, и глядя куда-то вдаль, щурясь от солнца. – Говорю же, что все может быть не так очевидно. Ну а Коля что?

Яна не ответила, она двинулась вниз по склону медленным, плавным шагом, словно паря над зеленым густым ковром с пятнами ярко-красных чернил. Когда она обернулась к Максиму, держа в руках сорванный цветок, ее глаза были мокрыми.

– А Колю я тоже люблю. Мы через такое прошли, он меня просто за волосы из котла ада вытаскивал. Да и вообще он… – Всхлипы ломали голос, не давая договорить.

– Помнишь, я говорил, что Коля – хороший парень? Боялся, что ты его зацепишь и изранишь зря. – Максим посмотрел на свой телефон, по которому только что разговаривал с Мансуровым. – Так вот, я уже не уверен.

– В смысле?

– Ян, мне нужно будет завтра улететь. Попробуй начать новую жизнь. Вычеркни их обоих из памяти. Ты никогда не постигнешь их мотивов.

Макс выглядел растерянно, в нем вдруг проигрывалось амплуа трагика, а не шута.

– А что потом?

– А потом ты вернешься в свою жизнь. Не связанную ни с кем, кроме тебя. И будешь делать то, что ты хочешь. И так, как ты считаешь правильным. – Он крутил сигарету в руках, не решаясь выпустить никотиновый пар в воздух, очищенный колокольным звоном и теплым ветром.

– Ты когда улетаешь? – прильнула к нему Яна, как к отцу в детстве.

– Завтра в обед. Будешь скучать?