Почувствовав ладони на своих бёдрах, Гермиона вскрикнула. Она старалась за что-то ухватиться, но Малфой подбросил её, толкая назад: взлетев над водой, она тут же плюхнулась и закричала, выпуская из горла и носа тысячи пузырьков. Коснувшись спиной песчаного дна, Гермиона перевернулась ногами вниз и уже собиралась оттолкнуться, как вдруг нащупала ступнёй что-то острое.
Она всплыла, чтобы вдохнуть воздуха, сердито покосилась на самодовольную физиономию Малфоя и снова нырнула. Подхватила с песка раковину и, поднимая рукой волну, швырнула находку в Малфоя. Та даже не была твёрдой — на месте удара не появилось ни крови, ни какой-либо отметины, но Малфой уставился на свою грудь так, словно раковина разрезала плоть до костей.
— Да неужели…
— Ты только что запустила в меня ракушкой? — подняв глаза, он нахмурился.
— Так вот что это было? А по твоей реакции я решила, что это был сюрикен или нечто подобное. Это… — заметив его приближение, она принялась отгребать назад. — Это вроде круглого диска с… с… э-э… Ты же знаешь, она даже твёрдой не была. Это…
Она засмеялась; Малфой бросился вперёд и схватил Гермиону за руки — они уже оказались на глубине, и он легко притянул её к себе.
— Тебе смешно?
Всё ещё посмеиваясь, Гермиона кивнула и потянулась убрать прилипшие пряди с его лба.
— Ты похож на промокшего хорька.
Гермиона отвела глаза от светлых волос и, увидев, что зловещее выражение исчезло с лица Малфоя, поняла: подобная инициатива наверняка относилась к тем, что хранились в её мозгу под названием «Плохие идеи, касающиеся Малфоя». И влекла за собой объятия и облизывания. Гермиона просто не смогла удержаться: она ни о чём таком не подумала, просто заметила, что его волосы прилипли ко лбу и застилают глаза, и вот уже рука сама непроизвольно дёрнулась. Свободные руки — что там говорилось про не занятые трудом конечности? Свои ей явно следовало привязать к скале. «Гермиона, почему у тебя кисти такой формы?» — спросят её, а она ответит: «Произошло нечто очень плохое». Или просто напомнит ту поговорку, когда вспомнит. Когда Малфой перестанет смотреть на неё так, словно пытается запечатлеть в памяти каждую точку на её радужной оболочке.
Гермиона почувствовала, как его ступня под водой вклинилась между её ног. Качнувшись на волне, она врезалась в него. Ладони Малфоя теперь лишь едва придерживали её: они просто покоились на её руках, так же как её пальцы — у него на голове. Создавалось впечатление, что, глупо замерев от тепла его кожи, обжигающей холодные пальцы, Гермиона ждала, пока кто-то не наклонится и не поцелует её кисть. Она медленно убрала руку, указательным пальцем задев мочку малфоевского уха. Разжала губы, хотя и не знала, что сказать.
Малфой опустил руки, и его пальцы запутались в подоле её футболки. Гермиона не шевелилась, мысленно приказывая себе отмереть, но тело будто влекло к нему. Волна мягко развела их, и кончики пальцев второй руки Малфоя скользнули по голой коже её живота. Гермиона отклонилась назад, он потянулся следом через гребень волны, и его лицо оказалось прямо над ней.
Гримасу, исказившую его черты, мало кто был бы рад увидеть в подобный момент. Будто это именно Малфой прыгал с обрыва: лоза лопнула и, вопреки нежеланию оказаться в воде, его падение было неизбежным. «Чёрт, дерьмо, ладно», — вот что читалось у него на лице; его пальцы, скользнув по боку, оказались на спине Гермионы. Она сама была согласна с этой гримасой — согласна настолько, что наверняка и у неё было схожее выражение. Ускоренное дыхание и учащённое сердцебиение раньше мозга просигнализировали о том, к чему всё шло. Но, даже осознав ситуацию, Гермиона не отстранилась.
Ладонь Малфоя надавила ей на спину, прижимая теснее; на нос упала капля с кончика его носа. Если он не поцелует её прямо сейчас, она распадётся на части — просто превратится в жидкость и сольётся с морем. Растерявшись и сбившись, она схватила его за руки и провела пальцами по коже. На одной она нащупала шрамы, оставшиеся после птичьего нападения, а на другой…
Гермиона не отвернулась, не перевела взгляд, но они оба знали, к чему именно она прикоснулась. Малфой на мгновение замер, задержав дыхание, и она застыла. Кончики их носов соприкоснулись, и Малфой отшатнулся, словно обжёгшись. Он подался назад, зажмурившись и прижав костяшки ко лбу, а Гермиона почувствовала, что теряется в море. Словно она оказалась за тысячи миль отсюда, и через неё перекатываются волны, ведь дышать нормально она не могла.
Гермиона не знала, почему Малфой отшатнулся. Не понимала, крылась ли причина в его прошлом, его сожалениях, или же происходящее напомнило ему о каких-то чистокровных заповедях, не позволяющих целовать магглорожденную. Однажды он уже целовал её — целовал жадно, так что вряд ли дело было в правилах. Может, он просто вспомнил о том, кто она такая, и что все дороги, выбранные ими ранее, никогда бы не привели их к этому моменту.