Сначала остановимся на идее стадии зеркала. Лакан называет возраст ребенка, который впервые видит себя в зеркале и узнает себя: от полугода до полутора лет. Стадия зеркала — это момент, когда субъект впервые видит себя. До сих пор у него не было самого себя, был лишь мир вокруг. Он не выделял себя из мира, не рассматривал себя (хотя конечно мог видеть свои руки и ноги, но не обращал, так сказать, на них внимания, не соотносил, скажем, вид своих рук и тактильные впечатления от них, приходящие к нему непосредственно). И вот он видит себя со стороны — в зеркале. Лакан называет это «той символической матрицей, где Я оседает в своей первоначальной форме» — то есть первоначальная форма Я — это тот, кого я вижу со стороны, Я среди Других.
«Важно лишь понять происходящее на стадии зеркала как
Образ себя в отделении от своего тела, говорит Лакан, есть чуть ли не первоначальный образ Я. Лакан очень много говорит о разломе, о разрыве, о недостатке в самой сердцевине бытия субъекта, о колоссальной зависимости субъекта от Других. Эта зависимость, как мы видим, начинается со стадии зеркала. Наше бытие отчуждено от нас, оно находится по ту сторону зеркала.
«…целостная форма тела, этот мираж, в котором субъект предвосхищает созревание своих возможностей, дается ему лишь в качестве Gestalt'a, т. е. с внешней стороны».[62]
Здесь же Лакан повторяет свою знаменитую формулу «Мое желание — желание Другого». Ее можно понимать по-разному, и он специально стремится к этой многозначности. Можно понимать как «Я хочу Другого», «Я хочу того же, что Другой», «Я хочу быть желанным для Другого» и т. д. Таким образом, мы с самого начала завязаны на Другого, мы никогда не принадлежим полностью себе. Это и есть первичный разрыв в нашем бытии.
Теперь скажем про знаменитую статью «Ниспровержение субъекта»[63]
.Согласно мысли Лакана, субъекта как такового вообще нет, есть две вещи: язык (он называет его цепью или сокровищницей означающих) и желание, безобъектное и бессмысленное. Это как бы два вектора, которые могут пересекаться, и в точке их пересечения желание обретает объект: данное означающее. Лакан не проводит резкого различия между сознательным и бессознательным, как то было у Фрейда. У Фрейда они были разделены специальной инстанцией — цензурой. У Лакана различие между ними в отношении у языку. Сознательное человека отчасти может подчинить язык принципу реальности, то есть, другими словами, сказать нечто адекватное внешним обстоятельствам. Язык здесь как бы подчиняется внешней необходимости. В бессознательном язык полностью господствует, ничему не подчиняется и говорит только то, что считает нужным сам. Лакан вводит нечто вроде языковой причинности, называя ее термином дискурс. Дискурс у Лакана — это, можно считать, совокупность законов, по которым слова связаны друг с другом, одни тянут за собой другие. Психоз Лакан трактует как утрату сознательной власти над языком и попадание в полную зависимость от языковой стихии.
Мы видим, что, в отличие даже от учения Фрейда, центр субъектности у Лакана как бы распылен по языку, или по дискурсу. Лакан не пишет о принятии решений, но мы можем предполагать, что дискурс властвует и здесь. Именно так будет интерпретировать Лакана постмодерн: человек — это машина желания, желание это само возобновляется из невозможности удовлетворения, а объекты (каждый раз ложные) подбрасывает ему дискурс, господствующий в обществе.
Лакан не отрицает наличия влечения, но это совершенно безобъектное влечение, которое в принципе не может быть удовлетворено. На «поверхности», то есть в сознательном, оно принимает любые формы, в зависимости, например, от наличествующего дискурса (совокупности речевых приемов), от ожиданий других людей. От таких же внешних условий зависит и самоидентификация человека, она также связана с ожиданиями других, с особенностями дискурса, а также с метафорической природой бессознательной речи, на которую впервые указал именно Лакан.