Парадокс Вигнера

Первые лазутчики были шокированы тем, что их уже ждали за бортом каждого струга. Спрыгнув на палубу, они оторопели от неожиданности и тут же были зарублены в течение минуты. Их тела казаки сбрасывали за борт и встречали следующих, которые в отличие от первых уже ждали нападения обороняющихся. У оставшейся половины ногайцев-лазутчиков уже не получался численный перевес при любом развитии боя. Кондратий сражался рядом с отцом, с другой стороны умело владел казацкой шашкой Белояр. Он атаковал молодого ногайца, по всему виду ровесника и лихо загнал его в угол кормы.

— Ты поглянь, пакасть, — бурчал атаман, закалывая шашкой ногайца огромного роста, — ты яго рубишь, а ён ни хрена, проткаешь, а ён шабуршитися чёй-то….

Вскоре на струге ни осталось, ни одного ногайца, тела последних нападавших казаки сбросили в воду, и наступила долгожданная пауза. Белояр сиял от удовлетворения собой, он лихо развалил шашкой молодого, крепкого ногайца от плеча и до самого пояса. Кондратий убил своего противника эстетичней — пронзил грудную клетку в области сердца и тут же сбросил его за борт, чтобы струя крови из раны не заливала палубу.

— Ну, кажись, справилися, — резюмировал атаман, — хто раненый есть, аль нема?

— Мяня супостат саданул в руку, — пожаловался Филипп Закотнов, перевязывая рану выше локтя куском разорванной рубахи.

— А мяня в нагу, сущара, — вторил ему Савка Ермаков.

— Тожа мяне казаки хреновы, — бранился атаман, — башку ишшо ба подставили сваю…. Ну, слава Бога, тута перебили супостата, а на берегу их ишшо многа, готовь пушки и пищали! Да не оритя, нихай думають, што плавуны перебили нас усех!

Так и произошло, спустя некоторое время на берег прискакала остальная часть кочевников. Они ожидали увидеть струги, подогнанные к берегу победившими казаков лазутчиками, и в недоумении крутились верхом на конях, соображая, что произошло. На стругах царило спокойствие, что и вызывало недоумение всадников.

Айхан, хүн алагдсан уу? — послышался окрик с берега, предназначенный для лазутчиков, — яагаад завь барьж чадаагүй юм бэ?

— Поглянь на енту пакасть, …голосить супостат, кумысу просить, — съязвил Черкашенин и скомандовал канонирам — пли, едрёна пещень!

Пушки дали залп картечью по скоплению всадников на берегу. Их грохот напугал лошадей, которые, не слушаясь поводьев, рванули прочь. Многие всадники замертво попадали, поражённые картечью, с десяток коней тоже рухнули наземь, некоторые бились в предсмертных судорогах. Началась неразбериха и паника. Черкашенин громогласно теперь командовал боем, чтобы его голос слышали на остальных стругах.

— Браты, а таперища пли из пищалей по супостату! — прогремел над Доном его зычный голос и спустя несколько секунд громыхнул залп пищалей, стрелявших почти одновременно. Ещё десятка два-три всадников рухнули, как подкошенные с лошадей. Полнолуние позволяло вести прицельный огонь, все, кто уже произвёл залп, бросились перезаряжать пищали. Белояр, довольный своей меткостью, взглянул на Кондратия, говоря глазами: «Вот так я метко стреляю!» Кондратий улыбнулся в ответ, заканчивая забивать в ствол заряд. Повторный залп был уже в удирающих всадников, из сотни их осталось несколько человек. Бой был окончен полной победой и казаки громко и дружно закричали «Ура!».

На всех трёх стругах шло ликование, казаки шумно обсуждали прошедший бой, и перекрикивались с командами первого и второго стругов. Но были и раненые на каждом из них. Они сами себя перевязывали подручным материалом, прикладывая к ранам всегда имеющиеся у каждого лечебные сушёные травы. Боевая готовность, продиктованная полувоенным бытом Войска Донского, обязывала, чтобы каждый казак был готов к получению раны в бою. На палубу выбежал Новосильцев, он находился в состоянии эйфории победы и восхищался военным искусством атамана. Кондратий не ожидал, что Мирослава, не стесняясь ни отца с братом, ни казаков с атаманом, выбежит из своей каюты и со слезами на глазах обнимет его, радуясь победе.

— Ты мой спаситель, данный Богом, — тихим голосом молвила девушка, вытирая ладонями потное лицо Кондратия, и осматривая, нет ли у парня ран.

— Ты не от дикого медведя меня спас, а от лютого врага, моё солнышко, — добавила княжна.

Кондратий смущался от её нежности и одновременно гордился этим. Не зная, куда деть свои руки, не решаясь обнять девушку, он выглядел немного смешно и неуклюже. А княжна не видела никого вокруг, она безумно была счастлива, и когда Белояр хотел сделать сестре замечание, Мирослава одарила его сердитым взглядом и даже немного оттолкнула от себя.

— Если бы тебя смертельно ранили, то я бы тоже умерла вместе с тобой Кондратушка, — шептала она парню, уводя его к каютам, подальше от казаков.

— Я батя, пойду отдыхать, — заявил Кондратий атаману, — мне с утра за штурвал, нужно быть готовым.