— Космический корабль — это всего лишь преобразователь, с небольшим пузырем в середине корабля для экипажа. Чтобы сделать космический корабль из существующего соляриона, нужно было бы построить его примерно в двести раз больше нынешнего соляриона. Так что, и без того огромный солярион, был бы просто маленьким пузырем в невообразимо огромном космическом корабле.
— Всегда много говорят о том, чтобы сделать станции безопасными, но это единственный способ сделать это, и это стоит слишком много денег. Так что Министерства Космических Путей поднимаются и падают, но станции никогда не меняются. Кстати, по стоимости этих вещей я понимаю так, что около одной четвертой годового бюджета Империи пошло бы на создание одного такого соляриона.
Зазвонил интерком. Эндрю извинился, коротко ответил и положил трубку на место. — Доктор? Офицер казался странно встревоженным.
— Да, капитан? Его сердце не дернулось предупреждающим ударом, но нельзя было не догадаться, что его ждет нечто необычное и серьезное.
Эндрю на мгновение заколебался, как будто собирался что-то сказать. Потом он беспомощно пожал плечами. — Как вы знаете, я везу сменный экипаж на Девятку, в пункт вашего назначения. Вы не встречались ни с одним из них раньше, потому, что они держатся довольно замкнуто. Они хотели бы видеть вас в кают-компании, сейчас же.
Алару было ясно, что этот человек хочет сказать что-то еще, возможно, предупредить его.
— Почему они хотят видеть меня? — прямо спросил он.
Эндрю был столь же резок. — Они все объяснят. Он откашлялся, стараясь не смотреть на изогнутые брови Алара. — Вы ведь не суеверны, правда?
— Думаю, что нет. А почему вы спрашиваете?
— Мне просто интересно. Лучше не быть суеверным. Мы приземлимся через несколько минут, и я буду очень занят. Подиум слева приведет вас в кают-компанию.
Вор нахмурился, погладил свою фальшивую бородку, затем повернулся и направился к выходу.
— Э, доктор, — позвал Эндрю.
— Да, капитан?
— На всякий случай, если мы больше не увидимся, я выяснил, кого вы мне напоминаете.
— Кого же?
— Этот человек был выше, тяжелее и старше вас, и волосы у него были каштановые, а у вас черные. И он все равно мертв, так что нет смысла упоминать об этом…
— Кенникот Мьюр?
— Да. Эндрю задумчиво посмотрел ему вслед.
Всегда Мьюр! Если бы этот человек был жив и его можно было бы найти, с какой инквизицией он столкнулся бы! Шаги Алара звенели в глухом разочаровании, когда он шагал по мостику над пустым обеззараженным трюмом для мьюриума.
Мьюр, должно быть, был на
Был и более насущный вопрос — что нужно от него сменному экипажу? Он был бы рад возможности встретиться с ними, но хотел бы сам задавать вопросы. Он чувствовал, что теряет равновесие.
Что, если бы кто-то из команды знал настоящего доктора Тэлбота? И, конечно, любой из одиннадцати мог быть полицейским с профессиональной маскировкой, предупрежденным, чтобы наблюдать за ним. Или, возможно, они не хотели брать его с собой на общих основаниях. В конце концов, он был незваным гостем, который мог нарушить слаженную работу команды, столь необходимую для их ежечасного выживания.
Или, возможно, они пригласили его для небольшой дедовщины, которую, как он понимал, на самом деле поощрял станционный психиатр для снятия напряжения у новых людей, если это будет сделано и закончено до того, как они прибудут на станцию.
Выйдя с мостика в узкий коридор, он услышал впереди музыку и смех.
Он улыбнулся. Вечеринка. Теперь он вспомнил, что прибывающая смена всегда устраивала себе прощальную вечеринку, главными чертами которой были скорбные, бесконечные и непечатные баллады, в основном касающиеся того, почему они покинули Землю, чтобы продолжить свое нынешнее существование. Новые и неисчерпаемые голографические фильмы танцующих девушек, одетых, в основном, только разноцветным освещением (личный подарок Министра Космоса), крендельки и пиво.
Только пиво, потому что они должны были зарегистрироваться на станции трезвыми. Через два месяца, если повезет, они устроят еще одну вечеринку на «Фобосе», и команда корабля присоединится к ним. Даже степенный, грубоватый Эндрю опрокинул бы парочку стопок, произнеся тост за их благополучное возвращение.
Но не сейчас. Дружелюбные празднества были строго личными — только для людей солнца. Посторонних никогда не приглашали. Даже прибывающий на станцию психиатр не допускался.
А что потом? Что-то было не так.
Когда он уже приготовился постучать в дверь, то обнаружил, что считает свой пульс. Он бился на отметке сто пятьдесят и поднимался вверх.
16 Эскимос и солнечные люди